эта машина показалась похожей на катану работы старых мастеров – такую же прекрасную смертоносную. Японским в экипаже бомбардировщика не владел никто, зато и у обоих пилотов, и у штурмана в запасе имелся хорошо поставленный английский, которым Исороку Ямамото владел в совершенстве. Летел исполняющий обязанности японского премьер-министра в кабине штурмана-оператора вооружения, аппаратуру которого отключили и даже зачехлили. Краткий предполетный инструктаж – и вот уже пассажир особой важности поднимается по приставному решетчатому трапу в кабину, больше похожую на контейнер для человека. Закрылись и щелкнули замки герметичного люка, аэродромные техники убрали из-под колес металлические «башмаки», взвыли две мощнейшие турбины и тяжелая машина (из-за полной заправки даже при отсутствии вооружения взлетный вес почти максимальный) покатила к началу взлетной полосы.
А дальше последовал семичасовой полет за солнцем на высоте тринадцати километров – там, где небо темно-синее, как гладь океана, и всегда стоит ясная погода. В десять часов утра по Владивостоку вылетели, в десять часов утра по Москве прилетели в Кратово. А уже там дорогого гостя ожидал сталинский «Паккард», который доставит его в Кремль, где предстоял разговор на троих между Верховным Главнокомандующим Советского Союза, полномочным послом из Российской Федерации из двадцать первого века и таким же полномочным представителем японского императора. Впрочем, прежде, чем сесть в машину, японский адмирал по всем правилам поблагодарил экипаж бомбардировщика за доставленное удовольствие.
Войдя в кабинет, Ямамото первым делом поклонился Иосифу Сталину тем особенным поклоном, который японский этикет предписывает в отношениях между ниже- и вышестоящим, и к тому старшим по возрасту, после чего сказал:
– Я рад приветствовать величайшего из властителей нашего времени, который смог победить всех своих врагов и утвердился на самой вершине мира!
– Не очень-то лестное сравнение, господин Ямамото, – проворчал Сталин, выслушав перевод. – Самые злые враги каждого человека – это его же собственные недостатки, борьба с которыми не должна прекращаться ни на секунду. К тому же победитель, успокоившийся на достигнутом, рискует, что его однажды могут обойти более деятельные противники, решившие свергнуть расслабленного властелина с его насиженного места на мировом пьедестале. Так в истории повторялось не раз, и будет повторяться снова. Да только мы себе и своей стране такой судьбы не хотим, поэтому не остановимся на достигнутых результатах, а двинемся дальше. Но займемся мы не завоеваниями новых территорий, ибо необходимые рубежи безопасности уже достигнуты, а внутренними преобразованиями на просторах Евразийского континента, чтобы жить людям стало лучше, жить стало веселее. Чтобы улучшить жизнь целых народов, нам предстоит не трудиться покладая рук много лет, потом ставить себе новые задачи и снова трудиться.
– О да, господин Сталин, – кивнул Ямамото, – выстроенный вами периметр безопасности выглядит почти идеальным. А теперь скажите, пожалуйста, какие именно преобразования вы хотите провести в Евразии, и в каком направлении собираетесь менять жизнь других народов, в частности, народа Японии? Надеюсь, вы не собираетесь строить у нас копию того мира, из которого происходит господин Иванов, с простой заменой власти янки на власть всемирного коммунизма?
– На последний вопрос ответ «нет», господин Ямамото, – покачал головой Верховный. – Мир нашего будущего будет радикально отличаться не только от мира нашего общего прошлого, но и от того, к чему пришел мир двадцать первого века. Такой судьбы мы своему миру не хотим, и будем отбиваться от нее изо всех сил, даже если кто предложит нас совершить упомянутую вами подмену. Нет, мы пойдем другим путем, поэтому сейчас мы точно знаем, чего ни в коем случае делать нельзя, а вот о том, что делать надо, только предполагаем и догадываемся. Что касается японской нации, то нам нравится ее трудолюбие, стойкость перед невзгодами и верность долгу перед страной, и совсем не нравится ее чувство национальной исключительности и немотивированная жестокость по отношению к военнопленным и противникам-некомбатантам. Впрочем, как мы знаем, в не столь уж и далеком прошлом любой самурай имел право зарубить первого встречного крестьянина только потому, что ему захотелось испытать свой новый меч. Пожалуй, ни один народ больше не знал подобного отношения правящего класса к собственному простонародью.
– А еще, – по-английски сказал Сергей Иванов, – совершая свою революцию Мэйдзи, вы пошли проторенным путем Британской империи, основным модусом развития которой была алчность. И это еще один недостаток вашей этнокультурной системы, с которым нельзя мириться.
– Так и есть, – подтвердил Сталин, – не сдерживаемая ничем алчность крупного капитала – это главная причина всех несчастий в мире, а в сочетании с двумя другими недостатками японской нации это свойство становится многократно опаснее. Японский капитал и к вооруженному насилию в отношении своих жертв переходит гораздо легче, чем западный, и по отношению к эксплуатируемым ведет себя безжалостнее. Те эксцессы принудительного труда и беспощадной эксплуатации, которые в европейской практике показали только германские нацисты, для Японии были самым обычным явлением. Или вы думаете, мы не знаем, из кого и каким образом формировались рабочие команды, поддерживающие деятельность вашего флота во время русско-японской войны на маневровых базах в Мозампо и островах Эллиота? Как этих корейских рабочих, преимущественно женщин, загоняли чрезмерным трудом и плохим питанием насмерть, а взамен умерших ловили по деревням в Корее все новые контингенты. И это только один небольшой частный эпизод…
– Другие случаи, – сказал посол русских из будущего, – касались грубой экономии на технике безопасности, приводящей к человеческим жертвам на производстве. Но и это еще было не все. Японские фармацевтические компании запускали в широкий оборот непроверенные лекарства, отчего у принимавших наблюдались нежелательные побочные эффекты. В частности, у беременных женщин, принимавших одно снотворное, разрекламированное как вполне безопасное, рождались дети с уродствами. Также общий потогонный ритм японской жизни привел к тому, что в нашем мире после второй мировой войны Япония неизменно находилась на первом месте в мире по количеству людей, вынужденных принимать различные препараты для стабилизации психики, а также просто сумасшедших…
– Да, господин Ямамото, – хмыкнул Верховный, – едва только ваш капитал лишили возможности эксплуатировать население других стан, как он с той же беспощадностью обратился к эксплуатации самой японской нации. Хотите вы этого или нет, но подобный подход к людям надо менять.
– Я понимаю ваши аргументы, господин Сталин, – ровным голосом произнес адмирал Ямамото, – но не вижу способа, которым в сущности японской нации можно изменить хоть что-то.
– Задачу надо разбить на две части внешнюю и внутреннюю, – сказал хозяин кабинета. – Внешняя часть – это законы, которые отделят допустимое от недопустимого и поставят барьеры алчности, национальному чванству и вашей особой японской жестокости. В этом деле все должно быть сурово и непреклонно, как вы любите. Внутренняя
