– Трудно принудить природу, – улыбнулась Адриана. – Придется взять то, что Б... что небо вам пошлет...
– Это будет мой ребенок, только мой. Я оставлю здесь и малыша Пизани. Он меня обожает, хотя и держится на расстоянии, но прибежит, стоит только пальцами щелкнуть. А затем я перевезу сюда и моего отца и стану ухаживать за ним. На него очень угнетающе действует его увечье, и он будет лучше чувствовать себя здесь, рядом со мной и своим внуком. Если бы у него не было в Варшаве крайне важного дела, с которым необходимо покончить как можно скорее, я ни за что не позволила бы ему вернуться в наш дворец, такой холодный временами, такой мрачный...
С супом было покончено, и Дзаккария убрал со стола. Следующее блюдо – великолепное суфле – принесла сама Чечина. Анелька недовольно приподняла бровь:
– Почему это вы подаете на стол? Где Дзаккария?
– Извините его, княгиня. Он только что поскользнулся в кухне на очистках и сильно ушибся. А пока ему не станет легче, подавать буду я: суфле ждать не может.
– Да, это было бы жаль, – согласилась Адриана, с удовольствием поглядывая на чудесную воздушную массу под золотистой корочкой. – Как восхитительно пахнет!
– Что внутри? – спросила Анелька.
– Трюфели и грибы вперемешку, и чуть-чуть старого арманьяка...
Не менее ловко и уверенно, чем сделал бы это сам Дзаккария, Чечина, очень величественная в своем лучшем черном шелковом платье, с гладко причесанными волосами под чепчиком из того же черного шелка, наполнила тарелки, потом чуть отступила и остановилась под портретом княгини Изабеллы, сложив руки на животе.
– Ну? – раздраженно поинтересовалась Анелька. – Чего вы еще ждете?
– Я только хотела узнать, по вкусу ли мое суфле госпоже княгине и госпоже графине.
– Это вполне естественно, – вступилась за нее Адриана. – Во время больших званых обедов в хороших домах шеф-повар всегда присутствует, когда подают главное блюдо... Ведь так, Чечина?
– Вы правы, госпожа графиня.
– В таком случае... – смилостивилась Анелька, погружая ложечку в благоухающее блюдо.
Наверное, это было очень вкусно, если судить по тому, как лакомились обе женщины. Стоя под портретом, Чечина смотрела на них... и с жестоким нетерпением ждала первых симптомов. Долго ей томиться не пришлось. Анелька первой выронила ложку и схватилась за грудь.
– Что такое? Я ничего не вижу... и мне так больно, так плохо...
– И мне тоже... Я слепну... О Боже!
– Самое время воззвать к Господу! – проворчала Чечина. – Вам предстоит дать ему отчет. А я свела счеты моих князей...
Вот так спокойно, словно перед ней разыгрывали салонную комедию, Чечина смотрела, как перед ней умирают обе женщины...
Когда все было кончено, она принесла маленькую скляночку со святой водой, опустилась на колени перед трупом Анельки и совершила над ее животом обряд малого крещения ребенка, которому не суждено было родиться. Потом встала, снова подошла к портрету матери Альдо, приложилась к ее ступне, будто это была икона, шепотом произнесла горячую молитву и, наконец, подняла доброе, залитое слезами лицо.
– Попросите Господа отпустить мне мои грехи, мадонна миа! Теперь нашему Альдо нечего опасаться, и вы тоже отомщены... Мне же понадобится ваша помощь. Молитесь за меня, прошу вас, молитесь за мою погубленную душу!
Она взяла со стола блюдо, на котором оставалось еще немного смертоносной пищи, вернулась в кухню, где никого не было: она предусмотрительно отправила Дзаккарию в аптеку – попросила срочно принести магнезию, сославшись на внезапные и загадочные боли в желудке. Ливия и Приска были отпущены на вечер – одна в кино, другая в гости к матери. И там, усевшись за большой стол, за которым столько лет кормила малыша Альдо и готовила чудесные блюда для любимых хозяев, Чечина вытерла слезы валявшейся здесь же тряпкой, перекрестилась и отправила в рот полную ложку рокового суфле.
13ПЕКТОРАЛЬ ПЕРВОСВЯЩЕННИКА
Было уже за полночь, погода совсем испортилась, и на улицах Праги не было ни души. В полной тишине слышно было только тихое журчание воды в реке. Один за другим, трое мужчин вошли в узкую калитку сада мертвых, и Иегуда Лива почти сразу остановился.
– Стойте здесь! – сказал он своим спутникам. – И смотрите! Могила Мордехая Майзеля находится в нижней части кладбища, неподалеку от могилы рабби Лёва, моего предка. Вы должны помешать следовать за мной любому, кто появится здесь... если предположить, что в такой поздний час сюда кто-нибудь забредет.
Оба друга кивнули, поняв, что раввин не хочет, чтобы они видели, как он проникнет в могилу, но нимало не обиделись, напротив, почувствовали облегчение от того, что им не придется снова участвовать в подобном процессе.
– Не понимаю, – сказал Альдо, – как можно найти дорогу среди этого нагромождения камней, торчащих во все стороны. Вид такой, будто некий великан небрежно рассыпал их здесь. Их так много!
– Двенадцать тысяч, – уточнил Адальбер. – Я кое-что прочел об этом кладбище. Здесь хоронят с XV века, но, поскольку территория еврейского квартала ограничена, мертвых складывали одного над другим, иногда до десяти тел. И только два или три выдающихся человека за все века получили право на последнее жилище с четырьмя стенами; наверное, Майзель входит в их число. Должно быть, так и есть, потому что для иудеев потревожить покой усопших – тяжкое преступление...
– Для нас тоже...
За оградой послышались шаги, и оба умолкли: незачем было давать знать кому бы то ни было, что на кладбище кто-то есть. Потом шаги стихли, и Альдо проскользнувший было между стволом дерева и стеной, чтобы попытаться разглядеть нежданного гостя, вернулся на прежнее место. Адальбер потер ладони одна о другую:
– Как здесь мрачно... и холодно! Я совсем замерз...
– Летом здесь намного приятнее. Между могил растут полевые цветы, а главное – все благоухает: жасмин, бузина, просто райский аромат...
– Какой ты стал романтик! Держись веселей – с нашими неприятностями покончено... как, впрочем, и с приключениями!
Тяжкий вздох Адальбера вызвал улыбку у его друга.
– Похоже, ты об этом жалеешь?
– Да, немного жаль... Придется довольствоваться египтологией. И знаешь, – внезапно став серьезным, прибавил он, – жизнь станет намного скучнее теперь, когда Симон нас покинул...
– Мне тоже жаль. Однако позволь напомнить тебе о том, что мои неприятности еще не кончились. Последняя представительница рода Солманских продолжает свирепствовать под моим кровом... и это может затянуться надолго.
– Ты вспомнил об аннулировании брака?
– Да. Когда я этого добьюсь, если только добьюсь, в моем доме будет жить чужой ребенок, а я стану совсем седым. А в это время Лиза... выйдет замуж за Апфельгрюне или еще за кого-нибудь.
