когда они успели перебраться с борта на корму. Только уменьшились. Вроде бы Кайран кивнула и… пропала, отошла.
А дальше… Дальше ни одной мысли. Никаких решений, клятв или возгласов даже про себя. Натери просто отстегнул плащ да и нырнул, постаравшись сильнее оттолкнуться от бака.
Море сначала кипятком показалось. Мгновенно и очень доходчиво объяснило, какой аэр идиот. Высокие сапоги из слишком тонко выделанной кожи налились свинцом, потянули вниз. И не скинешь — шнурки завязаны слишком туго. Да и узкий камзол для плаванья совсем не подходил. Вода же вовсе не горячей была, а почти ледяной. В такой долго не пробарахтаешься.
Глупее придумать не мог: утопиться вслед уходящему кораблю! Или нельзя говорить: «утопиться в след»? Можно или нельзя, а именно так получается. Острослов, чтоб духи тебя!.. Точно, помощь духов сейчас совсем не помешает. Вот только не знаешь, кого и просить.
Пока мозг агонизировал в ужасе, тело, не желающее погибать по глупости хозяина, работало за него. Руки по собственной воли выгребли на поверхность, ударив по жёстким, как дерево волнам. И мокрые, уже успевшие порасти крохотными ракушками и зеленоватым водорослям доски корабля, оказались куда ближе, чем прежде. Вот только мышцы медленно, тягуче, но наливались ватной тяжестью.
Натери вздохнул, как кусок воздух откусил — и снова нырнул. Почему-то казалось, что под водой доплывёт быстрее. Или мерещилось, будто тёмная туша судна тут ближе, чем на поверхности? Вот она, разве что руку протянуть, раздвинуть завесу пузырьков в бирюзовой мути.
Второй раз вынырнуть оказалось в сотню раз тяжелее. В третий едва голову над волнами поднять сумел — солёная стылая жижа захлестнула рот, едва вздохнуть успел. И тут его поволокло, потащило вперёд, будто в течение попал. Не видел уже ничего, в глазах темно, а лёгкие огнём горят. Но сообразил: никакое это не течение. Воронка воды вокруг карраки затягивает под брюхо корабля.
И сразу так спокойно стало, даже уютно — не выплывет. Можно расслабиться, а, главное, не думать, не искать выхода, не выбирать. Все само собой разрешилось.
Но, видимо, у духов на Натери свои планы имелись.
Стоило на самом деле перестать дёргаться, вода плотной стала. Как куклу рванула — куда, в какую сторону? — не сообразил. Да и не понимал уже, где верх, а где низ. Только воздух и брызги хлестнули по лицу пощёчиной. Воды больше, но и ободранные до крови лёгкие расправились.
Близко, действительно руку протяни, ползла вверх гигантская якорная цепь. Протянул, уцепился не с первого раза — пальцы окостенели, но ухватился. Задрал голову, глянув вверх. Ничего кроме мокрых досок не увидел. Не удержится, сорвётся…
Даймонд попытался перехватить толстое — в его руку толщиной звено — но добился лишь того, что его боком приложило о борт, напрочь вышибив то немногое, что в лёгких было. Что-то хрустнуло резко, как выстрел. Что — не понять, боли-то нет совсем. Собственно, он вообще ничего не чувствовал. Зато увидел — его собственная кисть между звеньев угодила. Защемило её намертво, расплющило. И цепь вместе с якорем тянула аэра вверх.
Наверное, сознание Натери всё-таки потерял. Как его поднимали, как из цепи выпутывали — из памяти выпало. Запомнил лишь лицо Лан. Наверное, она что-то говорила. Да какое там говорила?! Орала элва — это он ни звука не слышал. А у самой по щекам слезы в три ручья.
И вот тут Даймонда осенило. Вмиг всё по своим местам встало, головоломка сложилась, оказавшись совсем простой, безумно лёгкой. Такой лёгкой, что даже смеяться захотелось. Может, он даже и засмеялся?
— Это не у духов на меня свои планы, а у тебя.
Каким чудом сумел просипеть? Но сумел же. Потому что Кайран захлопнула рот, утёрлась рукавом — совсем по-девчачьи. И улыбнулась — кривовато, губы-то дрожат.
— Никуда ты от нас теперь не денешься! — сказала.
Это он услышал.
Вместо эпилога
Иногда бывает и так. Ты его совершенно не знаешь. Не этот голос снился и совсем другое лицо намечтала, когда ещё пыталась представить свою Самую Большую Любовь. Не его именем называла ночь, с которой разговаривала, лёжа в ледяной постели. Нет, он совсем другой, не имеющий ничего общего с фантазиями. Но когда впервые заглядываешь в его глаза, понимаешь: ну, здравствуй, счастье моё. Так случилось: сошлись звёзды, духи наворожили, а, может, с самого начала мира это было предопределено, но он — центр Вселенной.
Да, бывает и так…
Но проходит время, и он вдруг становится средоточием чьего-то чужого мира, забыв про тебя. Ты ничего уже не значишь. Ему плевать, что жизнь, такая привычная и устоявшаяся, летит в Хаос. Он уходит, даже не подозревая, что вместо сердца горка битого стекла, обляпанного кровью.
Ну, почему, почему?! Ведь он твоё предназначение! Он должен быть рядом до последнего вздоха! Для этого и родился, верно?
Горят костры — огромные, такие огромные, что за ними даже лун невидно. Корчащиеся мечущиеся силуэты на фоне пламени кажутся духами, вырвавшимися из хаоса. Стучат барабаны и сердце вместе с ними — не в такт.
Неужели всё кончилось?
— Ты что здесь прячешься? — раздаётся за спиной голос.
Руки — такие же родные и привычные, как и свои собственные — обнимают. И мир тут же перестаёт качаться. Зыбкая земля, которая всего мгновение назад готова была болотом засосать, становится твёрдой. И фигуры, подсвеченные огнём, теряют кошмарную нереальность. Они больше не корчатся в агональной судороге. Просто танцуют.
Иногда бывает и так: достаточно услышать голос, почувствовать прикосновение — и всё встаёт на свои места. Пусть это не Самая Большая Любовь — она как раз сейчас уходит в какую-то свою жизнь, где тебе места нет. Просто тот, стоящий за спиной, опора. Нет, не позвоночник тебя держит прямо. Он есть — и ты тоже есть. Нет его и тебя нет. Да, уходящий — центр Вселенной. Но сместиться сердцевина, а то и вообще возникнет другая — с миром ничего не случится. А тот, кто держит, тихонько покачивая, сам мир.
— Эй, да ты ревёшь? — насмешничает, наверняка бровь выламывает. Ну и пусть. — Нет, я, конечно, слышал, что на свадьбах полагается рыдать в три ручья. Но уж никак не ожидал, что несгибаемая хозяйка Лан’ар’Эрэ будет соплями умываться.
— Я просто не понимаю… — всхлипываешь? Ты и жалкое хлюпанье носом? А! На это тоже плевать! Перед ним можно и не притворятся. — Как?.. Ну почему?!
— Почему твой сын решил жениться? — уточняет. Разворачивает к себе, тёплыми пальцами вытирает слёзы со щёк —
