– Сколько? – спросил я, усиленно моргая.
Месье Бернар деликатно откашлялся.
– Вам нужна цифра?..
– Да, просто точная цифра. Каков мой выигрыш?
– Если суммировать все активы, ликвидные и прочие, то сумма составит около семисот пятидесяти миллионов долларов.
Огромная сумма. Потребовалось бы полжизни, чтобы ее всю пересчитать, и все же я бы отдал каждый пенни, чтобы вместо них мои родители вели себя как настоящие родители.
– Немного меньше, чем я рассчитывал, но, полагаю, и этого достаточно.
– Мистер Пэриш, я рекомендую нам как можно скорее встретиться в моем парижском офисе, чтобы обсудить детали и помочь вам…
– Скоро буду.
Я завершил звонок и смотрел, как последние лучи солнца опускаются за океан, разбрызгивая по воде золото и янтарь. Выше по побережью скалы тонули в море, и их серые и коричневые тона сменялись зеленью леса.
– Парень мог бы привыкнуть к такому виду, – произнес я, а ветер унес мои слова. Но пора уходить.
Я оторвал свою задницу с шезлонга и в последний раз вошел в Хижину. Было темно, маленькое пространство заполонили тени. И воспоминания. Самые лучшие воспоминания. Я поставил свою фляжку на длинный деревянный рыбацкий стол и вышел, закрыв за собой хлипкую дверь.
Я уже почти дошел до парковки, когда на телефоне просигналило сообщение от Ривера.
Глава 24. Ривер
У мамы поднялась температура, и в четыре утра ее госпитализировали. Через несколько часов она впала в кому, затем последовал отказ всех органов, и к четырем часам дня ее не стало.
Сотрудники онкологического отделения нас узнали; в течение последнего года мы были частыми посетителями, и они быстро все поняли. Утром мы вошли в больницу вчетвером. А вышли втроем. Персонал на ресепшен не задавал вопросов. Они сочувственно улыбнулись, когда мы прошли мимо, молчаливые и потрясенные горем.
– Я думала, что была готова, – глухо отозвалась Амелия с заднего сиденья автомобиля. – Она болела целую вечность. Я… я думала, что была готова.
Я обернулся с пассажирского сиденья и посмотрел на нее. Она уставилась в окно, на проплывающие мимо уличные фонари, отражающиеся в стекле. Она не плакала. Мы с папой тоже. Он вел машину, как робот, не отрывая глаз от дороги и ничего не говоря.
Шок – это не всегда внезапный удар, выбивающий из тебя все чувства, словно обухом по голове. Этот шок ощущался так, словно меня набили ватой, а сухая кожа туго обтянула пустую оболочку. Кровь не текла по венам, глаза смотрели, но ничего не видели. По радио диджей продавал билеты на концерт. Это прозвучало как с чужой планеты; словно не имело никакого отношения к моей жизни.
Несколько дней после смерти мамы я прожил в том же шокированном, ватном состоянии. Были составлены планы, сделаны телефонные звонки. Появлялось все больше членов нашей маленькой семьи, знакомые лица незнакомых людей. Они разговаривали со мной, но я не мог понять, о чем именно. Я просто кивал, зная, что не смогу долго отстраняться от реальности. Шок пройдет, и мне придется со всем справляться самостоятельно. Заботиться о моих отце и сестре.
Идя по дому, я каждый раз ожидал за поворотом встретить маму, но ее нигде не было.
Похороны проходили под серым небом. Скорбящие в черном собрались вокруг гроба с огромным букетом маргариток и подсолнухов; мама любила белый и желтый цвета. Кроме Вайолет Макнамара, никто из моих друзей не появился.
Холдена тоже не было.
Пока священник бубнил о вечной жизни, мой взгляд бесцельно блуждал среди надгробий, ожидая увидеть затаившегося Холдена. Вампир. Я отдал ему свое сердце, а он высосал его досуха и оставил одну оболочку.
Вайолет сжала мою руку, возвращая меня в настоящее. Служба закончилась. Все встали, папа, Амелия и я бросили цветы в яму. Папа рыдал, прикрывшись рукой, а один из его братьев, дядя Грег, обнимал его за плечи. Амелия смотрела отсутствующим взглядом, все еще шокированная. Хорошо. Может быть, это состояние задержится, и она переживет первые дни, не чувствуя всей чудовищности происходящего.
На поминках в нашем доме дядя Тони протянул мне бутылку пива, и я выпил его. Потом еще одну. Фигуры в черном переходили из комнаты в комнату, разговаривали тихими голосами и ели закуски, которые организовала Дазия. Мне кажется, не будь ее рядом, земля перестала бы вращаться.
Прошло несколько часов, и наконец гости начали расходиться. Родственники направилась обратно в свои отели.
Вайолет села рядом со мной в углу гостиной.
– Больше всего на свете мне хочется оставаться с тобой все время, пока ты нуждаешься в поддержке, но мне нужно ехать.
– Знаю. – Я слабо улыбнулся. – Ты и так слишком долго откладывала свою поездку.
Вайолет направлялась в Бейлор, штат Техас, чтобы начать обучение в медицинской школе. Она должна была уехать несколько дней назад, но осталась ради мамы. И ради меня.
В отличие от некоторых ублюдков…
Я не был пьян, но собирался это исправить. Отхлебнул еще глоток пива.
– Тебе бы не помешало поспать. С папой все в порядке, – сказала она, когда я начал спорить. – Он с твоими дядями, а Дазия давным-давно уложила Амелию в постель.
Дом практически опустел. Когда все уйдут, эта пустота поглотит нас целиком.
Я немного неуверенно поднялся на ноги и проводил Вайолет до входной двери.
– Спасибо, что была рядом. Все это время. Ты… – Горло перехватило, и я проглотил слезы. – Ты очень хорошо о ней заботилась. Она любила тебя.
– Я тоже ее любила, – ответила Вайолет, и в ее темно-синих глазах заблестели слезы. – Думаю, как и все, кто ее знал. Она была очень милой. И ты тоже.
Недостаточно. Недостаточно, чтобы заставить его остаться.
– Я серьезно, – сказала Вайолет, прочитав мое сомнение. – Мы с тобой пошли по странному пути, но я очень рада, что в итоге выросла дружба, Ривер. Давай не будем терять связь, хорошо? Когда тебе станет грустно, позвони мне. В любое время дня и ночи. И я поступлю так же, когда буду скучать по Миллеру. Это определенно совершенно разный уровень печали. Но вдруг мы сможем помочь друг другу пережить плохие ночи.
– Мне бы этого хотелось, – хрипло сказал я и заключил ее маленькое тело в свои объятия. Я больше не пользовался перевязью, но был осторожен, чтобы не поцарапать ее гипсом из стекловолокна вокруг моего левого запястья.
Вайолет крепко обняла меня и поцеловала в щеку.
– Я скоро тебе позвоню, хорошо?
– Счастливого полета, Вайолет.
