Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Миль через семь или восемь мы зашли в маленький магазин. Внутри царила чудесная прохлада. Вся комната вибрировала звуком, который казался одновременно непривычным и хорошо знакомым, и издавал его хор гудящих компрессоров и шуршащей жидкости, периодически прерывающийся стуком льда и звоном монет.
За прилавком в кресле-каталке сидела старушка с птичьим лицом. На ее костлявых руках темнели синие вены. Она поздоровалась с нами хриплым шепотом.
– Эй, как вы тут? – радостно крикнул Эберхарт. – У вас есть газировка на розлив? О да, еще как есть! Ура!
Он поднес свой грязный, побитый стаканчик к автомату с газировкой и до краев наполнил его льдом, а затем плеснул в него немного прозрачной жидкости. Он сделал большой глоток и наполнил стаканчик снова, а затем покаянно подошел к прилавку.
– Я думал, что это газированная вода. Выпил половину, а потом нажал на кнопку «Спрайта», поэтому, если я заплачу, то мне останется вот это.
– Ничего, – сказала старушка. – Я денег брать не буду.
– Просто на улице чертовски жарко, – извиняясь, пояснил он.
– Еще бы! – ответила она.
Он искренне поблагодарил ее, и мы пошли дальше.
– Видишь, это нечестно, – позже сказал он мне. – Нельзя так играть на чувствах людей. Я слишком часто этим пользуюсь.
* * *
Пока мы шли, я по кусочкам узнал всю историю о том, как М. Дж. Эберхарт стал Нимблвильским Кочевником. Он родился на плато Озарк, в «сонном» городе, где жило 336 человек. Родители назвали его Мередит, и он подчеркнул, что в те времена это было «имя для мальчиков». Он сравнивал свое детство с детством Гекльберри Финна: летом он бегал всюду босиком, ловил рыбу и катался на лошадях. Осенью – охотился на перепелок с отцом, сельским врачом.
Позже Эберхарт окончил оптопометрическую школу, женился и воспитал двоих сыновей. Они жили в Тайтус-вилле, во Флориде (Космический город, США), где он вскоре стал получать шестизначную зарплату, занимаясь подготовкой страдающих от катаракты пациентов к операциям и послеоперационным уходом. Многие из пациентов работали в NASA. Ему нравилось помогать людям восстанавливать зрение, и он гордился, что обеспечивает семью, но работа все равно казалась ему пустой. (Его особенно раздражали бесконечные объемы административной и юридической волокиты, которые, казалось, росли год от года.)
В 1993 году он вышел на пенсию и стал больше времени проводить в одиночестве на участке земли у Нимбл-вильского ручья в Джорджии. Они с женой отдалились друг от друга. Последовал тяжелый период, который растянулся лет на пять, и он сказал, что плохо его помнит. Когда позже я позвонил его сыновьям – которые много лет с ним не общались, – они сказали, что он был заботливым отцом и обеспечивал семью, но при этом часто пребывал в смятении, а выпив, погружался в мрачную задумчивость и время от времени кричал в приступах гнева (но никогда не распускал руки).
Его новый дом стоял возле горы Спрингер, на которую он регулярно поднимался. Постепенно его походы становились все длиннее: он стал систематически ходить по Аппалачской тропе, преодолевая отрезок за отрезком, и через некоторое время добрался до Пенсильвании. В 1998 году, когда ему исполнилось шестьдесят лет, он решил отправиться в свою первую «одиссею» – пройти 4400 миль от Флориды до мыса Гаспе в Квебеке по сети дорог и троп, порой преодолевая нехоженые участки пути. Незадолго до этого у него диагностировали блокаду сердца, но вопреки советам врача он решил не ставить кардиостимулятор. Сыновья решили, что он уже не вернется живым.
На тропе Эберхарт взял себе прозвище в честь нового дома у Нимблвильского ручья. Он вышел с флоридских болот и отправился на север по затопленным тропам, где темные, кишащие рептилиями воды порой доходили ему до пояса. Когда он вышел из болот, с пальцев его ног сошли все десять ногтей. До Квебека он добрался в конце октября. За прошедшие десять месяцев он испытывал медленное религиозное пробуждение, но его вера пошатнулась, когда он шел по угрюмым, холодным горам. «Боже мой! Для чего Ты оставил меня?» – спросил он, когда погода испортилась у подножия горы Жак-Картье. Но буря на время стихла, и он смог подняться на заснеженную вершину, где посидел на солнце, чувствуя «теплое присутствие милостивого Бога». Достигнув конца тропы, он вернулся на юг (пассажиром на мотоцикле друга) и напоследок прошел еще 178 миль от городка неподалеку от Майами до Флорида-Кис, где ощутил «полное и абсолютное, совершенное удовлетворение, почти достигнув нирваны».
Он вернулся домой другим человеком. Он перестал принимать душ. Перестал стричься. Он принялся безжалостно избавляться от своих вещей: за три дня он сжег почти все накопившиеся у него за жизнь книги, бросая их по одной в стоящую перед домом бочку. В 2003 году он развелся с женой. Он оставил ей свой дом и большую часть имущества, а землю, включая участок у Нимблвильского ручья, отписал своим сыновьям в доверительную собственность. С тех пор он жил лишь на социальное пособие. Если деньги к концу месяца заканчивались, он голодал. Но он получил свободу постоянно ходить по дорогам и тропам, а она казалась ему свободой как таковой. «С каждым шагом мое тело медленно, но верно избавлялось от тяжких нош, – писал он, – которые падали на тропу у меня под ногами и оставались позади».
* * *
Эберхарт остановился на обочине и вынул карту, которую хранил в пластиковом конверте. Карта покрывала не более пятнадцати миль, а весь маршрут умещался лишь на 170 картах. Он так боялся заблудиться, что на всякий случай носил с собой маленькое желтое устройство GPS, несмотря на его вес и стоимость.
Меня удивило, что, помимо GPS, он носил с собой небольшой мобильный телефон, цифровой фотоаппарат и iPod Touch (с помощью которого подключался к бесплатным беспроводным сетям, чтобы узнавать прогноз погоды, публиковать записи в онлайн-дневнике и время от времени отвечать на электронные письма).
Телефон он брал с собой по настоянию своей подруги Дуинды, его школьной возлюбленной, которая за время нашего путешествия дважды позвонила, чтобы проверить, все ли у него в порядке. Он сказал, что сначала считал телефон бесполезным грузом, но потом сломал ногу на плато Озарк – и телефон спас ему жизнь.
– Я больше не ворчу из-за телефона, – сказал он. – Мне нравится носить его с собой и каждый день говорить с ней.
Он пояснил, что «полностью сбежать» из мира технологий невозможно, но можно сделать так, чтобы «они не поглощали тебя и не захватывали контроль над твоей жизнью».
– Думаю, я неплохо с этим справляюсь, – добавил он.
Примерно на десятой миле пути Эберхарт заметил, что обочина становится уже. Он предположил, что мы приближаемся к Порт-Артуру. И правда, вскоре перед нами возник город: изломанная линия механических шпилей, извергающих белый пар, который клубился и рассеивался в синем небе.
Порт-Артур был нефтяным городом, где происходила очистка нефти, добываемой со дна залива. («Там, где нефть сливается с водой», – гласит девиз торговой палаты.) Мы прошли мимо ряда увенчанных колючей проволокой заборов, за которыми, как кости, сияли длинные белые трубы. Огромные нефтеперерабатывающие заводы напоминали футуристические архитектурные проекты Антонио Сант-Элиа. Именно здесь производилась большая часть бензина в стране, а также большая часть пластика и нефтепродуктов. Я никогда прежде ничего подобного не видел. Казалось, мы заблудились на роскошном круизном лайнере и оказались в машинном отсеке, среди закопченных механизмов, которые приводили корабль в движение.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
