вас всё в порядке, мэм? — подошёл охранник, и Хэл едва не закатил глаза.
Стоило найтись родителю, и персонал явился на помощь, как по взмаху волшебной палочки.
— Да, да, — она подняла влажные глаза на Хэла и улыбнулась. — Спасибо вам. Я просто… понимаете, буквально на секунду отвлеклась, думала, он идёт за мной — он и шёл, но, наверное, решил посмотреть на игрушки.
— Я нашёл его у стеллажа с масками, — примирительно сказал Хэл.
Уже немолодой темнокожий охранник устало перевёл взгляд с него на женщину.
— Так что, у вас всё под контролем?
— Да, никаких проблем! — она коснулась предплечья Хэла, и он вздрогнул.
Первым желанием было — отодвинуться от неё.
— Я ужасно вам благодарна. Честное слово, услышала, что вы держите его возле кассы и… чем я вам обязана?
— Ничем, — Хэл развёл руками. — Так поступить вполне нормально, это обычное дело.
— Это не обычное дело, — она несогласно покачала головой. — Я знаю, что не все люди сделали бы то же самое.
— Все порядочные люди — сделали бы, — сказал Хэл и был уверен, что не солгал ни на самую малость.
Ведь он и правда так думал.
Он простился с Тиной и Беном уже на выходе. Она долго уговаривала его выпить кофе — «я угощаю, и Бен, конечно, тоже!», но Хэл вежливо отказался. Он сослался на то, что дома его ждут, и мило пожал Бену руку на прощание.
— Ну хотя бы имя ваше я узнать могу, — в сердцах сказал Тина на автопарковке. — Пожалуйста. Я пойду в церковь на службу и помолюсь за вас. Если уж на кофе вы не польститесь.
Хэл рассмеялся.
Ветер трепал её светлые пряди, ерошил золотистые волосы на макушке Бена. Хэл задумчиво посмотрел на них и подумал, что этот мальчишка растёт совсем не так, как рос он. Он плохо помнил своё детство не потому, что не мог запомнить, а потому, что не хотел вспоминать.
«Иногда я тоже хочу семью» — вдруг подумал Хэл, глядя на них, и с болезненной тоской вспомнил Конни.
Были такие моменты, когда он не мог лгать о себе, как бы необходимо это ни было. И он подумал, что не случится ничего страшного, если он скажет этим симпатичным людям своё имя. Он видел: это были не его клиенты, а люди из совершенно другой, недоступной ему самому, тёплой и тихой жизни. И, быть может, у Бена как раз есть будущее.
— Хэл Оуэн.
— Вы католик, Хэл?
— Да. — Он машинально нащупал под рубашкой крест, который дала ему Конни, и вынул его.
Крест повис на цепочке, и Хэл бормотнул:
— И даже исповедуюсь дважды в месяц.
— Вы наверняка не проводите в кабинке слишком много времени, — тепло сказала Тина.
Хэл печально улыбнулся.
— Всем нам есть что сказать о грехах наших, — ровно ответил он. — И у всех они одинаково тягостны. Я так думаю.
— У вас добрые глаза и доброе сердце. Если нужна будет какая-то помощь, я живу возле стрелки, — и она указала в сторону железнодорожных путей. — Тина Чепмен.
— Ладно, — Хэл отступил к Плимуту. Ему было трудно признать это, но он не хотел уходить и оставаться один прямо сейчас. — Ладно. Пока, Бен. Пока, Тина. Бен, не убегай больше от мамы.
Он развернулся и пошёл к машине. В руке он держал пакет из «Крогера», другой нащупал брелок с ключами. Он не слышал, что Бен сказал ему вслед, весело помахав, потому что не обернулся и постарался забыть эту встречу. Уж слишком она была хороша для него.
— Хэловин, — сказал Бен и повторил. — Хэловин.
5
На часах не было пяти, когда Конни вернулась в Смирну. Сердце колотилось у неё в горле. Она держала на руках адрес, принадлежавший своей бабушке, и знала, что Хэл солгал, потому что жил в другом городе. В Мысе Мэй.
Мыс Мэй. Конни вспомнила. Да, точно, это же там открыли Луна-парк. Она была так близко от дома Хэла, и он ей об этом не сказал! Он всегда держал дистанцию рядом с ней, хотя, казалось бы, очень хотел её сократить.
Что ему мешало? Прежде Конни не понимала, теперь знала всё. Прежде, чем поехать домой из Акуэрта, она просидела с четверть часа в машине, просто так, устало глядя в никуда, в туманную рощу перед собой, и думая о том, что же ей делать дальше.
Конни обещала себе дотерпеть до Смирны. Сев в кафе «Молли», том самом, где она впервые договорилась о встрече с Хэлом, Конни взяла содовой и потянула её через соломинку. Желудок обожгло, точно она проглотила кусок льда. Покатав содовую на языке, Конни сделала ещё глоток и наконец открыла в телефоне браузер.
Она помнила имена, сказанные Гвенет, так чётко, точно та выжгла их у Конни под кожей. От пронзительной боли, из душевной ставшей физической, у неё заломило пальцы.
Она набрала имя: Ребекка Мур, две тысячи семнадцать. И нажала на поиск.
Ребекка Мур восемнадцати лет пропала в Нью-Порте, штат Джорджия, двадцатого февраля две тысячи семнадцатого года. Темноволосая, с каре, улыбчивая девушка в форме чирлидинга смотрела на Конни со снимка. Она до сих пор числилась пропавшей без вести. Но теперь Констанс знала, что с ней случилось.
— Он внёс её по частям, — сказала Гвенет. — Отдельно голова, отдельно — тело. Вся эта форма, как у шлюхи, с отвратительной короткой юбочкой, была в крови. Хэл спустил её в подвал, конечно же. Куда ещё?
Следующее имя — Рейчел Торренс, тридцать лет. Пропала второго сентября две тысячи пятнадцатого года. Со снимка смотрела обворожительная блондинка в костюме-двойке. Работала адвокатом, была дважды замужем. Об исчезновении заявила сестра…
Элизабет МакМиллан. Мыс Мэй. Прошлый год. Пропала в собственный день рождения. Вышла из дома и больше не вернулась.
— Хэл долго пробыл с ней внизу, — покачала головой Гвенет. Она говорила тихо и быстро, хотя знала, что бормотание её, бедной старухи, здесь никого не интересовало, кроме Конни. — Она зашла к нам сама. Я накормила её обедом. Затем он увёл её в подвал. Я услышала только стук, но криков не было. Он расчленил её и сунул в чемодан. Не знаю, почему не растворил в кислоте: некоторые тела он прятал, как хищники прячут добычу про запас.
Конни затошнило. Она отпила ещё содовой, но тошнота не прошла, стало только хуже. В голове было мутно, в груди нарывала острая боль.
Сара Данн. Патрисия Талбот, а также её отец и мать. Клэр Морган. Тара Рэдфилд. Нина Данмор. Линдсей Льюис. Конни не упомнила всех
