Зак подходит к Карин, берет одну из ее больших черных сумок, и они идут по дорожке, выложенной белым камнем, обрамленной неполитыми, забытыми кустами.
Звонят в дверь, и через полминуты Сигвард Эккевед открывает.
Удивление и недоверие, но также ожидание.
— Вы поймали его? — В глазах отца надежда, искра жизни.
Малин говорит: по их предположениям, Тересу убили в другом месте, а не возле пляжа, и потому они должны осмотреть дом — просто чтобы исключить возможность, что на нее напали именно здесь.
— Но вы ведь не думаете, что я… мы…
— Разумеется, нет, — говорит Зак.
И Сигвард Эккевед отступает в сторону; его тело кажется тяжелым и неповоротливым, словно скорбь поселилась во всех его системах и обосновалась навсегда.
— Если это поможет следствию, разрешаю хоть спалить весь дом.
— Это не понадобится, — отвечает Зак и улыбается. — В наших окрестностях и так пылает, как никогда.
— Да, это верно. Делайте что хотите и как хотите. Жена поехала в город к психиатру.
Малин бродит вдоль клумб, окружающих веранду с бассейном, ищет следы, сломанные кусты, признаки борьбы, но находит только засохшие красные розы, давно умершие от жары.
Ей приходится торчать на солнце, и она без конца вытирает пот со лба. Видит Зака на другом конце участка, в той части сада, где между газоном и забором, отделяющим соседский сад, расположена широкая грядка.
Карин работает в доме. Малин только что подумала о том, как прекрасно та вписывается в этот пейзаж с бассейном в своей изящной юбке и дурацкой фирменной сиреневой блузке.
И тут Зак кричит:
— Нашел!
И Малин слышит по его голосу: он уверен, что обнаружил нечто важное.
— Судя по всему, она пыталась убежать к соседям.
На грядке виднеется увядшая ботва картофеля, хвостики моркови и ревень, который никто не собрал. Следы борьбы, оттиснутые в земле и застывшие по вине засухи, отчетливо видны: вот отпечатки бегущих ног, здесь тело упало на грядку, здесь кто-то волок Тересу назад, а она сопротивлялась, цеплялась руками за почву, пытаясь ухватиться за жизнь.
— Надо позвать Карин, — говорит Зак. — Где она там? Внутри, в прохладе, как я понимаю.
Сигвард Эккевед опустился на один из стульев веранды. Смерть дочери еще приблизилась, физически поселилась в доме, и Малин кажется, что он осознал — они не смогут здесь жить, с этой минуты их дом стал обителью зла.
Малин опускается рядом с ним на корточки.
— Мне очень жаль, — произносит она.
— Все в порядке, — отвечает Сигвард Эккевед.
И Малин понимает: все это уже не имеет для него значения, потому что хуже все равно некуда. Есть даже капля утешения в том, что дочь находилась дома, когда на нее напали.
— Хотя… даже не знаю, — бормочет он. — Как я скажу жене? Ее это доконает.
Закончив работу на грядках, Карин поворачивается к Малин, которая ожидает в тени под большой яблоней.
— Похоже, она двигалась со стороны бассейна, — говорит Карин. — Преступник напал на нее там, и затем она пыталась бежать в этом направлении. В доме я не нашла ничего, ни следов крови, ни чего-либо другого.
— Тогда посмотри возле бассейна.
— Как раз и собираюсь это сделать.
Спустя минуту Карин уже ходит вокруг бассейна, и кажется, что вода закипает на жаре, зовущая и отталкивающая одновременно своей высокомерной голубизной. Карин наносит люминол[24]на деревянный пол веранды и каменные края бассейна в надежде, что спрей заставит пятна крови проявиться в той относительной темноте, которую она создает, накрыв место синим полотенцем.
— Так и знала, — бормочет Карин, дойдя до той части веранды, которая прилегает к гаражу.
— Так и знала, — снова произносит она.
Малин спешит к ней, и Зак появляется из дома.
Сигвард Эккевед сидит на стуле, его лицо лишено выражения.
— Смотрите, — говорит Карин, жестом подзывая их к себе.
Под полотенцем светятся не меньше двадцати пятен, окруженных брызгами.
— Преступник пытался смыть кровь. Но я уверена, что именно здесь Тереса получила рану на голове.
— Ты можешь выяснить группу крови или еще что-нибудь? — спрашивает Зак.
— К сожалению, нет, — качает головой Карин. — То, что вы видите, — лишь зыбкие отсветы реальности.
Малин снова сидит на корточках перед Сигвардом Эккеведом.
— У кого мог быть повод прийти сюда?
— У кого?
— Да.
— Не знаю.
— Может быть, вспомните кого-нибудь?
— Нет, к сожалению, нет.
— Никаких мыслей?
— Нет, это мог быть кто угодно.
— Садовник? У вас нет садовника?
— Нет, за садом ухаживаем мы сами, я и жена.
— А бассейн?
— У нас есть человек, который приходит один раз в год, в мае, когда мы заполняем его водой. Но в этом году я сделал все сам. А прошлым летом сюда приходили мастера, красили заново веранду.
В кармане жакета Малин звонит телефон.
— Форс, слушаю.
— Малин? Это Аронссон. Я подготовила подробное досье на Стюре Фолькмана. Доложить по телефону?
— Я сейчас занята. Можем обсудить это через час? В управлении?
— Конечно. А я пока выясню некоторые детали.
Сигвард Эккевед начинает плакать, все его тело сотрясается, и Малин хочет помочь ему, но не знает как. Молча кладет руку на его локоть — и не может сказать, что все будет хорошо, что все образуется.
Папа, не плачь.
Я боюсь, папа, но мне хорошо.
Я очень испугалась, когда все это произошло — возле бассейна, в нашем саду. Это было ужасно, ужасно.
Но теперь все собирается воедино.
Я чувствую это.
Зло.
У него тоже есть болевая точка, на которой все рвется.
Когда его выводят начистоту и загоняют в небытие.
Когда люди снова получают возможность спокойно наслаждаться летом, как это и положено, без боли и страха.
Но прежде все должно выясниться. Должно раскрыться то, что вы называете правдой, какой бы ужасной она ни была.
