— Ты поведешь? — спросил Андрей, усаживаясь рядом. — А ты за штурмана будешь. И за стрелка-радиста. Звони Богомолову! — бросил Бешеный, доставая из внутреннего кармана десантный нож-стропорез, с которым никогда не расставался.
Завести двигатель было секундным делом: достаточно сковырнуть из гнезда замок зажигания, вытянуть пучок разноцветных проводов и замкнуть красный стартерный провод на массу.
Спустя мгновение двигатель завелся, и «бьюик» с дипломатическим номером, резво стартовав с паркинга, помчался во тьму от ярко освещенного фасада «Саппоро».
А Воронов, дозвонившись до Константина Ивановича, уже докладывал обстановку:
— Да, ему удалось уйти… Мы виноваты. Преследуем. На машине дипломата.
Он не один. — Коротко рассказав о событиях в ресторане, Андрей выслушал инструкции и, нажав на отбой, напряженно взглянул впереди себя — на подъезде к Краснопресненской набережной мелькнул серый «форд».
— Савка, жми! — извлекая пистолет, крикнул Воронов. — Гляди, вон он' — Вижу, — пробормотал Говорков, мгновенно перестраиваясь налево. — Ничего, Андрюшка, на этот раз ему не уйти! На перекрестке нагоним, сразу выбегай из салона и ствол в морду.
— Константин Иванович говорит — только живым брать. Обоих. Он сейчас опергруппу собирает, минут через десять выезжают. С дипломатом обещал все утрясти. Ментам из ГИБДД уже дана команда — машину с этим номером задержать, движение во всем районе перекрыть. Главное, не дать ему уйти.
— Возьмем живым, куда он денется. Бешеный вел машину уверенно и спокойно. Он знал, еще немного, еще чуть-чуть, и исполнители обоих «трибуналов» будут захвачены…
Шум схватки в туалете никто в ресторанном зале не услышал: единственный выстрел из обреза помпового ружья оказался смазанным глушителем, а драка вышла слишком скоротечной — к счастью или к несчастью, за это время никому из посетителей не понадобилось пройти в облицованную кафелем комнату. Однако интуиция Миллера, обострившаяся в тот вечер до предела, подсказывала — ситуация развивается вопреки запланированному сюжету.
Серебрянский задерживался непростительно долго. Да и этот долбаный Савелий оказался слишком бдительным, слишком дотошным. Чего ради он пошел следом за Габунией и Анатолием Ильичом? Тоже в туалет захотелось? Что-то слишком долго он там оправляется.
Конечно, этого «отмороженного» «афганца» вообще не следовало брать с собой в зал: разумней было бы оставить его в машине. В предстоящей инсценировке «неудачного покушения на бизнесмена Александра Миллера» Говоркову отводилась роль свидетеля, и теперь Немец уже жалел, что не оставил его в машине вместе с Андреем. Вон сколько свидетелей в кабаке — ползала посетителей плюс официанты.
И все, как один, — люди посторонние, непредвзятые.
Правда, останься телохранитель в «линкольне», это наверняка бы вызвало в будущем подозрение следователей: а почему с собой в ресторан не взял? Не с умыслом ли?
Но все это произошло бы в будущем. А теперь следовало подумать о настоящем.
Миллер взглянул на часы: с тех пор как Габуния и Серебрянский отправились в туалет, прошло уже больше десяти минут. Не было видно и Говоркова. Это рождало самые худшие подозрения. Или этот честный дурак телохранитель вертится рядом с Амираном и Серебрянским, не давая последнему пристрелить Габунию, или случилось нечто похуже…
Оставалось лишь одно: подняться из-за столика, пройти в фойе и самому убедиться в правильности или не правильности своих догадок.
Постаравшись придать лицу выражение полной беспечности, Александр Фридрихович поднялся и направился в сторону туалета. Вежливо пропустил вперед девицу, кивнул официанту — мол, спасибо, пока ничего не надо.
Оказавшись в фойе, Миллер понял: сбылись самые скверные его ожидания.
Дверь в туалет была приоткрыта, и из него по направлению к выходу вела тонкая струйка свежей крови. Алая дорожка была сбита, словно по ней кого-то волокли. У стеклянной двери недвижным истуканом застыл швейцар — бледный, с выпученными от испуга глазами.
Теряя самообладание. Немец бросился в туалет; рванув на себя дверь, он едва не поскользнулся на чем-то мокром и с трудом удержался, чтобы не упасть.
Первое, что сумел рассмотреть Александр Фридрихович в полумраке, было тело Амирана Габунии. Гений финансовых афер лежал у писсуара с расстегнутой ширинкой, из-под коротко стриженной головы убитого натекала бесформенная кровавая лужица. Кафельный пол, усыпанный мелкими осколками стекла, также был густо перемазан кровью.
В углу валялось помповое ружье — приклад его был разбит в щепки. Справа от входа лежал охранник ресторана — он тихо мычал, тщетно пытаясь подняться на ноги. Ни Серебрянского, ни Савелия не было и в помине.
— Твою мать… — только и сумел воскликнуть Александр Фридрихович.
Немец всегда отличался сообразительностью — представшая его взору картина свидетельствовала об одном: Серебрянский исчез не по доброй воле и не в здравом рассудке. Предусмотрительный Анатолий Ильич ни при каких обстоятельствах не оставил бы на месте убийства оружия — пусть даже дешевенького обреза помпового ружья, заряженного ледяными пулями. Ясно, что отсутствие Савелия Говоркова и было причиной отсутствия Серебрянского — а то кто еще мог утащить с собой Анатолия Ильича?
Тихо закрыв дверь, Миллер вышел в фойе и в этот момент ощутил, что в голове его звучит, нарастая, тихий небесный звон. Тяжело опустился в кресло, обхватил голову руками и вдруг почувствовал во рту мерзкий металлический привкус, словно он полчаса сосал дверную ручку. Звон в голове все усиливался, и Немцу казалось, будто голова его находится в центре гигантского колокола; неумолимо раскачивается язык, ударяя о бронзовые стенки, и каждый новый удар сильней предыдущих: бум-м-м, бум-м-м, бум-м-м…
Да, такого удара судьбы Александр Фридрихович не испытывал давно.
Телохранитель предал его — это факт. Эти «афганские» ублюдки оказались вовсе не теми, за кого себя выдавали!
Кому мог понадобиться человек, работавший под «Черный трибунал»? Не надо быть ясновидцем, чтобы ответить на этот вопрос: или настоящему «Трибуналу», или ментам, или «конторе» — хрен, как говорится, редьки не слаще.
Доигрался Александр Фридрихович с огнем.
Тут Немцу вспомнилось все: и подозрительный арест одного охранника, бывшего у него, Миллера, до этих, и автомобильная катастрофа, в которую попал второй, и спортивная травма третьего, и многое, многое другое…
Александр Фридрихович в бессильной ярости закусил нижнюю губу.
Проклятый Шацкий, этот отставной мент наверняка знал, кого подсовывал!
— Твою мать… — повторил Немец, поднимаясь с кресла. Стало быть, и покойный Вадим Алексеевич был вовсе не тем, за кого себя выдавал? Стало быть, каждый шаг его, Миллера, был известен или на Лубянке, или на Шаболовке, или… страшно подумать где?!
Александр Фридрихович взъерошил пятерней гладко зачесанные волосы, потер руками лицо, огромным усилием воли взял себя в руки. Звон в голове слабел, и способность мыслить трезво постепенно возвращалась к нему. Сунул руку в пиджачный карман, механически нащупал вторые ключи от «линкольна», носовой платок, мятые кредитки, номерок из гардероба.
