class="p1">— Готова? — поворачивается он ко мне, когда автомобиль глохнет на подземной парковке.
— Нет.
— Отлично, — улыбается как демон, облизывает нижнюю губу и её же прикусывает.
А затем достаёт широкую атласную ленту.
— Мы же не в сопливой мелодраме, Яр.
— Плевать, — хмыкает, — я так хочу.
— Что именно?
— Подарить тебе кино. Не знаю, возможно, «Сумерки» или «Спеши любить».
— Главное, чтобы не «Жестокие игры».
— Я это учту.
Выходит из тачки и идёт ко мне, открывая дверь с моей стороны. Выхожу тоже, дрожа всем телом, а затем покорно жду, пока Басов крепко завяжет ткань на моих глазах. Целует в щеку, скользит губами до моего рта, чуть прикусывает, но не добирается до пункта назначения, и я шестым чувством ясно вижу, что он довольно улыбается, словно кот, только что сожравший мышь, за которой гонялся последние полгода.
— Идём.
Шагаю поломанной куклой. Дышу взахлёб — ещё немного и будет гипервентиляция лёгких. Моё тело планомерно слетает с катушек.
Рядом с ним!
— Что ждёт меня там, Яр? — подавившись эмоциями, всё-таки спрашиваю я, когда лифт несёт нас на двадцатый этаж.
— Я, — отвечает Басов и прижимается ко мне максимально близко, опаляя кожу щеки своим жарким дыханием, — и сюрприз. Я же говорил.
Кончики его пальцев шаловливо дотрагиваются до моих бёдер и нагло задирают ткань шерстяного платья всё выше и выше, пока не шокируют рецепторы своим прикосновением кожа к коже.
Коротит. Взрывает!
Еще наглее. Еще провокационнее. И вот уже я чувствую его руки на своих ягодицах. Сжимает с силой, и я охаю. Чуть поднимает, и я хватаюсь за его плечи как утопающий за пену морскую. Удерживаю тело, лишь стоя на носочках. Но парень только чувственно щекочет мимолётными прикосновениями губ к губам, запуская по телу миллионы киловатт электричества, и продолжает хозяйничать под моей юбкой.
— Яр.
— Я здесь.
Мир неожиданно кружится — это Басов подхватывает меня на руки и несёт. Куда-то…
— Я не монстр, — шепчет он мне на ухо.
— Ты хуже?
Смех…
На ноги меня ставят уже возле входной двери. Я слышу, как проворачивает ключ сердечник замка, а затем меня ведут внутрь. В тепло, пропахшее розами и немного воском. Где-то в глубине квартиры играет чарующая медленная мелодия.
— Готова?
— Я уже отвечала сегодня на этот вопрос, — прикасаюсь пальцами к повязке и смело сдираю её с глаз.
А затем просто и незамысловато выпадаю в нерастворимый осадок.
— Боже…
Передо мной что-то невероятное — повсюду высокие свечи — на полу, на мебели. И лепестки роз… выстланы дорожкой, по которой я, не задумываясь, принимаюсь идти, пока не достигаю гостиной.
Слёзы катятся из глаз, но я игнорирую их. Есть кое-что поважнее этих сокрушительных эмоций, что бушуют внутри меня. Это всё для меня сделал он — мой мальчик с глазами цвета топлёного шоколада.
— Яр, — шепчу я, тыльной стороной ладони прикрыв рот.
— Тебе нравится? — обнимает меня сзади и целует в шею, запуская табуны мурашек бесцельно бродить по телу.
— Это же просто сон, — бормочу я, — просто сон…
Свечи везде!
И лепестки роз тоже!
У панорамных окон накрыт столик на двоих. На нём стоит ведёрко со льдом, в котором виднеется запотевшая бутылка. Хрустальные фужеры, металлические клоши. Вазочка со спелыми ягодами.
Взгляд мой плывёт от едва сдерживаемых слёз.
Я так благодарна Ярославу за это вечер. Так непомерно счастлива быть с ним рядом. Греться в лучах его внимания. Чувствовать себя центром его вселенной. И бесконечно тонуть в его глазах.
Безумно вкусный ужин. Разговоры обо всём на свете. И наконец-то десерт.
Мороженое, посыпанное трюфельной стружкой и марципаном.
— Шампанское не попробуешь?
— Нет, — отрицательно качаю головой.
— Маленькая ещё?
— Уже нет. Сегодня мне исполнилось восемнадцать, — шепчу я, глядя, как стрелка часов отмеряет последние пять минут моего дня.
— И ты молчала? — с упрёком, шёпотом цедит Ярослав, а затем встаёт из-за стола, подходит ко мне и садится передо мной на колени.
— Это не так важно, — сглатываю я, взволнованно наблюдая, как парень тянет мои ноги на себя. И чуть задирает юбку, оголяя икры.
— Важно всё, что касается тебя, Истома, — наклоняется и целует мои пальцы, что вцепились в подол платья, не позволяя ему задрать его ещё выше.
— Яр…
— Ты испачкалась мороженым, — чуть касается он уголка моих губ.
— Да? — пытаюсь я вытереть след от лакомства, но он тут же тормозит меня.
— Ч-ч… дай я тебя оближу.
Сердце почему-то умирает в груди от этих двух слов, и я почти теряю сознание, видя, как он смотрит на меня. Горячо. По-мужски. Требовательно.
— Истома? Можно?
О боже…
— Да.
Его победоносная улыбка рвёт все шаблоны.
Ткань моего платья неумолимо ползёт вверх.
Сильные ладони разводят бёдра в стороны.
И чуть приподнимают их, чтобы избавиться от ненужного тряпья.
— Что ты делаешь? — в кромешном коматозе успеваю спросить я.
— То, что обещал…
А дальше мне осталось только умирать… от наслаждения… в его руках…
Глава 41 — Проснись и пой!
Вероника
Я лежу в кровати Басова и изо всех сил пытаюсь завернуться в одеяло, но парень только смеётся. И бесконечно тянет ко мне свои руки, пока окончательно не обездвиживает.
Замираю. Сглатываю. Пытаюсь расслабиться, хотя тело ещё не отошло от потрясения. Меня мелко потряхивает, а за рёбрами, не справляясь с напряжением, гудит захлёбывающееся сердце.
Отметила, блин, день рождения…
Кончики его пальцев высекают колкие мурашки на моём бедре, и они бродят невменяемым пьяным стадом по коже. Вздрагиваю. Прикрываю глаза. Чувствую…
— Не прячься от меня, — шепчет парень, осыпая моё лицо короткими, отрывистыми поцелуями, — ты ведь такая красивая, Истома.
— Яр, — выталкиваю я из себя хрипло.
— М-м?
— У меня голова кругом.
— Такая же история.
— Мне бы отдышаться.
— Дома отдышишься.
— Но…, — снова пытаюсь прикрыться, но Басов упорно разводит мои руки в сторону и прикусывает нижнюю губу, рассматривая меня всю.
— Перестань стесняться, Истома. Я всё уже видел. Попробовал. И присвоил себе.
— Боже, — закатываю глаза, а затем и вовсе зажмуриваюсь. От жгучего стыда за то, что совершила. От ужаса, что так легко ему сдалась. От внутреннего томления, потому что мне понравилось быть с ним одним целым.
Перед мысленным взглядом тут же услужливо яркими вспышками сверкают флешбэки произошедшего между нами. Невероятное удовольствие от его рук и языка. Звук рвущейся фольги. А затем жгучая боль. Невыносимое растяжение. Жжение. Глубокие, размашистые толчки.
И чувство бесконечного счастья, взрывающееся во всём теле красочными фейерверками.
— Утро ещё не наступило, Истома, — рычит он и его зубы вонзаются в особенно чувствительное место на шее, заставляя меня выгнуться под ним дугой
