от вредных примесей. Плюс должна пройти санация.
Смысл слова не был понятен, но Верховный кивнул.
Люди…
Надо как-то успокоить.
— Речь скажи, — предложила Маска.
— Не услышат.
— Кое-что уже может быть использовано… погоди…
Камни засияли и свет их был таков, что Верховный зажмурился.
— Это малые контуры… сейчас глаза привыкнут. Усиление речи я тоже поставил.
Зачем Древним было наделять старые камни сиянием?
— Побочный эффект. Система выводит из стазиса контуры поглощения энергии, а посколькую её сейчас снаружи много, вот камни и реагируют. Это порода особой плотности. Разработка… увы, не могу сказать, чья. Информация утеряна.
Люди останавливались пред сияющей пирамидой.
И смотрели.
На нее.
На Верховного… вот кто-то, возможно, что жрец, первым опустился на колени. И за ним последовал второй, третий… люди простирались ниц.
— Говори уже, — подтолкнула маска.
Что сказать?
Что-то надо…
— Небеса… — произнес Верховный, и голос его многократно усиленный, заставил пирамиду вновь содрогнуться. Или же содрогнулась она сама? Скорее всего… — Боги смотрели на детей своих, забывших, кто они есть… и преисполнялись печали, ибо знали неизбежность великой беды…
— Ты скажи что-нибудь пооптимистичней. Про беду они уже и сами поняли.
Вот же…
Верховный не любил, когда ему советовали так, под руку.
— Однако в бесконечной милости своей, в любви к детям своим, дали они надежду…
А ведь на колени встали не все.
Вот та маленькая фигурка, застывшая на плече гиганта — Императрица. По правую руку её стоит Ксочитл. Как она вовсе допустила раба к своей драгоценной дочери? По левую… да, женщина. И взгляд её жадный устремлен к пирамиде.
Или…
Верховному?
— Она сумела тебя задеть, — отметила Маска, а Верховный не стал возражать. — Но это не важно… ты не молчи…
— Если сердца наши будут полны любви. Если вера в них будет крепка. Если хватит сил… — Верховный запнулся, все же речи он предпочитал говорить заготовленные заранее. — То ответят небеса на молитвы. И покроются они щитом волшебным в руке богов. И отразит сей щит пламя и звезды…
Пирамида под ногами дрогнула и так, что Верховный едва устоял. А вот Акти упал, впрочем, сразу вскочил на четвереньки и прижался к ногам.
Часть светящихся каменных плит развинулась, открывая… колодец?
— Это шахта лифта, — подсказала Маска. — Спуска. Становись.
— Может, лучше по лестнице?
Дыра эта, которая тоже светилась, что, однако, лишь позволяло сполна оценить глубину её, не внушала доверия. Вот нисколько.
— Лестниц нет. Погоди.
Сияние чуть поблекло. И Верховный увидел нечто… полупрозрачное.
Стекло?
— Силовая подушка. Она удержит тебя. И не бойся, падение не грозит.
Не бояться не получалось.
— Сейчас, — Верховный вновь повернулся к людям, которые ждали в благоговении. Надежда? Он даст им надежду. И сам почти готов поверить, что все получится. — Ныне… я спущусь в глубины сей пирамиды, возведенной на заре времен теми, кто сотворил землю и все-то вокруг…
— Это чересчур уж лестно, — проворчала Маска.
— И буду молиться там о снисхождении. Вы же… ждите. Возвращайтесь в храм, там нет опасности.
— … и ведите себя хорошо.
— И молитесь со мной. Будьте добры друг к другу. Помогайте. Пусть сильный не обидит слабого. Пусть слабый поддержит такого же.
Надо было добавить еще что-то, но в голове было пусто, а Маска не спешил подсказывать. Впрочем, Верховный крепко подозревал, что его подсказки пришлись бы не к месту.
— Акти, — он подал руку, и за нее вцепились. — Стой рядом.
Может… спустить его? Сперва? Если эта полупрозрачная штука не выдержит, то Акти разобьется. И это бы правильно, ибо жизнью и служением своим раб обязан оберегать жизнь хозяина…
Или нет?
— Совесть просыпается? — ехидно осведомилась Маска. — Люди смотрят. Давай… система даст им знак.
Верховный все же сам ступил на полупрозрачный полог… пол… что бы это ни было. И устоял. Нога не провалилась в пустоту. И вовсе было ощущение, что он стоит на чем-то твердом.
Акти прижался к боку.
— А теперь вниз… я поставил скорость на минимум, но лучше закрой глаза.
Верховный подчинился.
Рядом выдохнул Акти…
Спуск начался.
Издали было видно лишь, как две фигурки, такие далекие и крохотные даже, медленно погружаются в плоть пирамиды. А затем и вовсе исчезают. В следующее же мгновенье над пирамидой вспыхивает зеленое пламя. Оно тянется к небесам, и в какой-то момент становится похожим на сотни рук, что спешат добраться до низких туч. И люди, готовые было подняться с колен, вновь падают ниц, растягиваясь в пыли.
Почти все.
— Он ушел, — сказала девочка, приобняв гиганта, на плече которого сидеть было почти так же удобно, как на спине лошади.
— Да, госпожа, — ответил огромный этот человек. И девочка погладила бритую голову его.
— Не печалься, — она провела пальцами по шрамам, стирая их, один за другим. Впрочем, человек этого не ощущал, как и веса ребенка, которого ему позволено было взять.
Не потому, что он того хотел.
Дитя пожелало.
И Ксочитл уступила.
— Они вернутся.
— Я… надеюсь, — гигант робел. Хотя и себе бы не признался в том. — Он добрый человек…
— Жрец, который принес в жертву не десять, и даже не двадцать человек? Сотни? Или больше? — женщина все еще была зла, и злость рвалась из нее. Смотреть за ней, пожалуй, тоже было интересно.
Но Ксочитл переживала.
— Он вырезал сердца, дурак. И сдирал кожу. Обливал кипятком. Варил… — продолжила перечислять она, впрочем, не сводя взгляда с пирамиды. — И ты говоришь, что он добрый.
— И добрые люди творят дурные дела. Госпожа не устала?
— Нет, у тебя сильные плечи, — Императрица погладила макушку. — И сердце крепкое. Будь рядом.
На полный возмущения взгляд Ицтли она ответила:
— В этих людях, которые вокруг, живет страх. Много. И гнев тоже. Пока они покорны, но…
Ицтли верно все понял.
— Я скажу разбить лагерь рядом. В храме слишком тесно, а в тесноте сложно уследить за ними. Госпожа…
— Он хороший, — Императрица обняла гиганта за шею. — Он никому не позволит меня обидеть.
Тот кивнул, осторожно, словно сам в то не веря.
А женщина промолчала.
Но стоило Ксочитл приблизиться, как она отступила, видом своим показывая, что не претендует на место подле.
Странные.
Смешные.
Императрица закрыла глаза, пытаясь отрешиться от голосов,
