меня. Его твердая длина скользила по моей щели. Он теребил мой клитор, мучая меня до тех пор, пока у меня не осталось выбора, кроме как умолять.
— Пожалуйста, — умоляла я.
— Кто я?
На этот раз я не колебалась.
— Мой папочка.
Его глаза закрылись, его удовольствие было не только чисто сексуальным. Это было важно для него. Я была важна для него.
— Еще раз.
Наклонившись, я коснулась его щеки, заросшей щетиной челюсти и до короны, выбитой на шее.
— Ты мой папочка.
Одним толчком он заполнил меня, войдя до упора и перехватив дыхание.
— Кому принадлежит эта киска?
— Тебе.
— Кто владеет тобой?
И снова мой ответ был незамедлительным, потому что, добровольный или нет, это была правда.
— Ты, папочка.
Его движения были неистовыми и безумными, а глаза — дикими от моих слов. С каждым мощным, диким толчком напряжение в нижней части моего живота нарастало. Он подталкивал меня все ближе к краю, пока каждое нервное окончание в моем теле не стало сверхчувствительным и перегруженным.
И тогда он остановился.
Его толстого члена, глубоко вошедшего в меня, было почти достаточно, чтобы заставить меня кончить.
Почти, но не совсем.
Сдерживаясь и нуждаясь, я раскачивала бедрами, с удовольствием трахая себя на его длине.
Его вес начал давить на меня, прижимая к матрасу так, что я не могла сдвинуться с места.
Голос Максимо был грубым и жестким, когда он приказал:
— Скажи, что тебе это нравится.
Боже.
Глядя на него, на его лицо, далеко не пустое и не холодное, я видела откровенную искренность. И боль. Мои слова были направлены на разрушение, и они достигли своей цели.
— Я люблю это. Я никогда не ненавидела.
Его рука переместилась с кровати на основание моего горла, его пальцы обвились вокруг моей шеи. Несмотря на то что его прикосновения были легкими, он одурманивающе контролировал меня, и я хотела большего.
— Скажи, что тебе это нужно.
— Ты же видишь, что со мной сделали три дня без этого. Я в полном беспорядке. Мне это нужно.
Он снова начал двигаться, хотя я не была уверена, что он вообще осознает, что делает это.
— Скажи, что я тебе нужен.
Сколько себя помню, я всегда была сама по себе. Шамус рано и часто учил меня не полагаться на других. Не доверять им.
Ни в ком не нуждаться.
И я долгое время жила в соответствии с этим. Пока Максимо не показал мне, каково это, когда кто-то заботиться о тебе.
— Ты мне нужен, — сказала я ему, надеясь, что он понимает, как трудно мне было добровольно сделать себя уязвимой. — Больше, чем мне когда-либо был нужен кто-то или что-то.
Я должна была знать, что он это поймет.
Прижав свое тело к моему, он поцеловал меня, долго, горячо и яростно. Его таз терся о мой клитор, когда он входил в меня. Когда у нас обоих перехватило дыхание, он оторвал свои губы от моих и наклонил голову, чтобы поцеловать меня в шею.
— Сильнее, — потребовала я, желая вернуть засосы.
Мне их не хватало.
Максимо застонал, прижимаясь ко мне, и стал кусать сильнее, посасывая чувствительную кожу, пока я не задыхалась. Приподнявшись, он снова переместил руку к моему горлу, большим пальцем поглаживая это место.
Так близко.
— Никто не заберет тебя у меня, голубка, — прорычал Максимо. — Никто не откроет твою клетку.
Боже, так близко.
— Даже ты, — его толчки становились все более жестокими, заставляя мои глаза расфокусироваться, а мысли затуманиваться. — Я решаю, когда это закончится.
Мои веки сомкнулись, шея выгнулась.
— И это никогда не закончится. Я никогда не отпущу тебя, потому что люблю тебя, Джульетта. До самой смерти.
Что?
Он действительно…
Как я ни старалась бороться с нахлынувшим оргазмом, я потеряла мысли, дыхание, разум. Конец пронзил меня насквозь, разрывая на части, и я уже не думала, что когда-нибудь смогу собрать себя обратно.
Но одного раза было недостаточно.
Максимо убрал руку с моего горла и просунул между нами, его большой палец поглаживал мой клитор так, как мне нравилось. Один оргазм переходил в другой, его палец и член работали вместе, чтобы выжать из меня все.
Когда я отдала ему все, что имела физически, он снова поднял руку, чтобы взять меня за подбородок, прежде чем потребовать от меня большего.
Всю меня.
— Скажи, что любишь меня.
Я не была уверена, что когда-либо чувствовала семейную или платоническую любовь. И уж точно я никогда не была влюблена.
До Максимо.
Именно поэтому я была так напугана. Потому что если Максимо солжет, обманет или подведет меня, как все остальные, это будет не просто досадное разочарование. Это уничтожит меня. Разобьет вдребезги.
Признание в том, что я люблю его, передаст ему все мое доверие. Не будет ни стен, ни дистанции, ни сдерживания.
Как он и хотел.
Как нам обоим было нужно.
— Я люблю тебя.
Веки закрылись, голова откинулась назад, обнажив шею. Его плечи были напряжены, когда он входил в меня снова и снова. Грубый и возбужденный, он прохрипел:
— Еще раз.
— Я люблю тебя, папочка.
От его низкого стона по моей коже побежали мурашки. Он продолжал входить в меня, пока кончал.
Когда мужчина закончил, то лег на меня, зарывшись головой в изгиб моей шеи, пока мы переводили дыхание.
Но когда он попытался отстраниться, я обхватила его руками и прошептала:
— Еще минутку, пожалуйста.
— Столько, сколько ты захочешь, — прошептал он в ответ, его губы дразнили мою кожу. — Навсегда.
Окруженная им, мои блуждающие мысли прыгали во все стороны.
Может быть, меня должен был встревожить тот факт, что он наблюдал за мной.
Может быть, я должна была ужаснуться тому, что он убил головореза Салливанов.
Может быть, меня должны были напугать его заявления о собственничестве.
И, может быть, то, что все это меня не волновало, свидетельствовало о том, насколько я испорчена и дисфункциональна.
Что так и было.
Более того, мне это нравилось.
Мне не нужен был прекрасный принц на моей стороне. Мне нужен был злодей за моей спиной. Мне нужен был кто-то, кто любил бы меня с больной одержимостью. Тот, кто не боялся испачкать руки, потому что я не понаслышке знала, что мир — далеко не сказка.
Мне нужен был Максимо.
Должно быть, мое молчание слишком затянулось для моего злодея, потому что он поднял голову и посмотрел на меня. Его брови были нахмурены, а мышцы напряжены, как будто он ждал, что я возьму все свои слова обратно.
— У нас все хорошо?
Улыбаясь,
