Что еще нужно сделать? Она исполнила все, зачем пришла. Джиллиан поглядела на психиатра, дожидаясь новых указаний, дожидаясь кивка, который подтвердил бы, что она свободна. Но Сэмюэльс молча наблюдал за ней из-под очков, слегка жмурясь от яркого света. Лицо его казалось бесстрастным, но в глазах Джиллиан уловила сочувствие.
– Ну вот и все. Ничего не вышло, – подвел итоги Джонас. – Вы притащили ее сюда и ничего не добились. Теперь я отвезу ее домой. – Он вновь поднялся на ноги.
– Сядьте, – приказал Линли. Когда он говорил таким тоном, о неповиновении не могло быть и речи.
– Бобби, поговори со мной, – молила Джиллиан. – Они думают, что ты убила папу. Но я же знаю, ты этого не делала. Ты не похожа… У тебя не было причины. Я же знаю. Скажи, что у тебя не было причины. Он водил нас в церковь, он читал нам, он придумывал для нас игры. Бобби, ведь это не ты убила его, правда же?
– Тебе важно убедиться, что я его не убивала? – негромко спросил доктор Сэмюэльс. Его голос легким перышком поплыл по воздуху.
– Да, – тут же ответила Джиллиан, продолжая обращаться к сестре. – Я положила ключ тебе под подушку, Бобби. Ты же не спала! Я говорила с тобой! Я сказала : «Запрись завтра», и ты меня поняла. Не говори, что ты не поняла. Я же знаю – ты все поняла.
– Я была еще маленькая. Я не поняла, – ответил доктор.
– Ты должна была понять! Я говорила тебе, что помещу объявление в «Гардиан» под именем Нелл Грэхем, ты помнишь? Мы обе с тобой любили эту книгу, правда? Миссис Грэхем была такая храбрая, сильная. Мы сами хотели стать такими же.
– Но ведь я не была сильной, – пожаловался врач.
– Была! Ты же не похожа… Ты должна была приехать в Харрогит! Я дала объявление, чтобы ты приехала в Харрогит, Бобби. Тебе было уже шестнадцать. Почему ты не приехала?
– Я была совсем не похожа на тебя в шестнадцать, Джиллиан. Что я могла поделать? – Психиатр не двигался с места. Взгляд его перебегал с одной сестры на другую, подмечая каждое движение, расшифровывая значение позы, жеста, интонации.
– Слава богу, что ты не была похожа на меня! И не надо, ни в коем случае! Ты должна была только приехать в Харрогит. Не в Лондон – всего лишь в Харрогит. Там я ждала тебя. Но ты не приехала, и я подумала – я была убеждена, что с тобой ничего не случилось. Что тебе хорошо дома. Ведь ты не похожа на маму. А значит, все в порядке.
– Не похожа на маму?
– Да, на маму. Я была похожа на нее. Как две капли воды. Это видно на фотографиях. Но ты не похожа. Ты была в безопасности.
– Почему плохо быть похожей на маму? – спросил врач.
Джиллиан окаменела. Ее губы сложились, беззвучно выталкивая слово «нет» – трижды подряд, один раз за другим. Это ей не по силам. Она отказывается продолжать.
– Бобби была все-таки похожа на маму, хоть ты так и не думала?
Нет!
– Не отвечай ему, Нелл, – пробормотал Джонас Кларенс, – ты же не его пациентка. Ты не обязана отвечать.
Джиллиан рассматривала свои ладони. Вина тяжким грузом давила ей на плечи. Она слышала негромкий однообразный звук – ее сестра все быстрее раскачивалась на стуле, она слышала ее тяжелое дыхание и биение собственного сердца. Нет, она не в силах продолжать. Если ступить на этот путь, то уже не вернешься.
– Ты же знаешь, почему я сбежала? – тусклым голосом произнесла она. – Из-за подарка, который я получила на день рождения, из-за этого особенного подарка, того самого… – Дрожащей рукой она прикрыла глаза. Переборола себя. – Скажи им правду, Бобби! Скажи им всю правду! Иначе они запрут тебя за решетку на всю жизнь!
Тишина. Она не может об этом говорить. Все в прошлом, словно случилось с кем-то другим. И та восьмилетняя девочка, которая бродила за ней по пятам по всей ферме, таращась на нее блестящими обожающими глазами, – та девочка умерла. Это разбухшее, непристойное существо перед ней – не Роберта. Что толку продолжать. Роберты больше нет.
Джиллиан подняла голову и увидела, как изменился взгляд Роберты. Глаза сестры смотрели теперь прямо на нее, и Джиллиан поняла, что ей удалось добиться того, с чем не могли все эти три недели справиться психиатры. Но никакой радости это открытие ей не принесло. Теперь она знала о своей вине. Она смотрела в глаза обвиняющему, неотменяемому, непоправимому прошлому.
– Я ничего не понимала, – подавленно призналась она. – Мне было года четыре или пять. Тебя еще и на свете не было. Он сказал, это особая любовь. Особая дружба между папочкой и дочкой. Как у Лота.
– О нет! – прошептал Джонас.
– Он и тебе читал Библию, Бобби? Мне он читал. Приходил ночью, садился ко мне на постель и читал мне Библию. И, когда он ее читал…
– Нет, нет, нет!
– Его рука пробиралась ко мне под одеяло. «Тебе так нравится, Джилли? – спрашивал он меня. – Чувствуешь себя счастливой? Папа становится от этого очень счастливым. Такое миленькое. Такое мягонькое. Тебе нравится, Джилли?»
Джонас с размаху ударил себя кулаком в лоб. Левой рукой он туго сдавил себе грудь. «Пожалуйста!» – стонал он.
– Я ничего не знала, Бобби. Я не понимала. Мне было всего пять лет. В комнате было темно. «Повернись, – говорил он, – папа тебе спинку потрет. Так тебе нравится? Где самое чувствительное местечко? Здесь, Джилли? Вот так хорошо?» А потом он брал меня за руку и говорил: «Папочке нравится, когда его трогают вот тут. Потри папочку вот тут».
– Где была мама? – спросил доктор.
– Мама спала. Она была в своей комнате. Может быть, читала. Какая разница. Ведь это были особые отношения. Любовь между папочкой и дочкой. Маме не следовало об этом знать. Мама бы это не поняла. Она не читала Библию вместе с нами, она бы не поняла. А потом она уехала. Мне было тогда восемь лет.
– И ты осталась одна.
Джиллиан тупо покачала головой. Глаза ее расширились, но слез в них не было.
– О нет, – слабым голосом выговорила она. – Тогда я стала мамочкой.
При этих словах с губ Джонаса Кларенса сорвался хриплый вопль. Леди Хелен быстро глянула на Линли и накрыла его ладонь своей рукой. Он судорожно повернул руку, цепляясь за ее пальцы.
– Папа развесил ее фотографии по всей гостиной, чтобы я смотрела на нее каждый день. «Мама уехала», – сказал он и велел мне смотреть на фотографии, чтобы я поняла, какая она красивая и как я виновата в том, что родилась на свет и сделалась причиной того, что мама уехала от нас. «Мама знала, как сильно папочка любит тебя, Джилли. Вот почему она уехала. Теперь ты должна стать мамочкой для меня». Я не знала, что это значит. Он мне показал. Он читал Библию. Он молился. И показывал мне, что надо делать. Но я была слишком маленькой, чтобы стать для него настоящей мамочкой. Так что он… я делала это по-другому. Он учил меня. Я… я очень старалась.
– Ты хотела угодить ему. Это твой отец. У тебя больше никого на свете не было.
