Заведующий Особого отдела Департамента полиции Л.А. Ратаев так писал по этому поводу начальнику Московского охранного отделения С.В. Зубатову: «Результаты Особого совещания 7 мая вам, конечно, известны… Закатали еще 44 человек, причем Калмыкову закатали на 3 года… Такой же участи подверглись Фальборк, Чарнолуский, Рубакин, Вадим Ионов и еще кто-то. По отношению к Калмычихе я с убеждением могу сказать: “Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка, по глаголу Твоему, с миром”»959. Радость Ратаева была преждевременной: наказание Г.А. Фальборку, В.И. Чарнолускому и П.Ф. Лесгафту отменили в течение 1902 г.960, – правда, не прошло и полутора лет, как в Особое совещание снова были внесены доклады о Чарнолуском и Фальборке, на этот раз в связи с организованной ими «демонстрацией» на съезде деятелей по техническому и народному образованию961. В этот раз наказание Особого совещания было более суровым: например, Чарнолуского было решено отправить в Якутскую область на 5 лет.
По окончании сроков административной высылки, в основном через два года, многим участникам «радикально-оппозиционной группы», по заведенной практике, было воспрещено проживание в столицах и столичных губерниях962.
Что касается «карательно-репрессивной» стратегии Департамента в отношении обществ, то здесь было больше возможностей – в сравнении с деятельностью отдельных людей – для использования не только нормативно-правовой базы (инструкции, циркуляры), но и законодательства, чем в Департаменте полиции активно пользовались963.
Отношение к обществам со стороны власти в целом было прописано еще в «Законе о противозаконных сообществах» 1866 г. К ним были отнесены все тайные общества, все общества, преследующие вредную цель, и потому не утвержденные Министерством внутренних дел, а также все общества, которые, будучи дозволенными, уклоняются от своей указанной цели или прикрывают благовидными действиями такое направление, которое в каком-либо отношении вредно для государственного благоустройства или общественной нравственности964.
Для диагностики политической полицией уклонения общества от собственной цели первоочередное значение имел текст устава, т.к. все общественные организации, возникавшие в легальном пространстве (сейчас не идет речь о «противозаконных тайных сообществах»), имели так называемый разрешительный порядок образования – учредители общества должны были представлять в Министерство внутренних дел свой устав, а также изменения в нем, на утверждение965. Исследователь российской бюрократии Д.И. Раскин отмечает: «Роль государственного регулирования правовых оснований деятельности этих объединений (научных, технических, обществ взаимопомощи, сельскохозяйственных, благотворительных, профессиональных, просветительских, художественных) оставалась решающей, причем это касалось как обществ, находившихся под высочайшим покровительством, так и всех неправительственных организаций. Их уставы утверждались либо в законодательном порядке, либо специальными административными распоряжениями (на уровне не менее министерского)». При этом «многие общественные организации были политизированы и использовали уставные цели как прикрытие для иных сугубо партийных целей»966.
Для Департамента полиции устав общества был главным параметром, позволявшим определить как саму возможность использования карательных мер в отношении общества, так и их спектр967. В первую очередь речь шла о праве власти закрывать общества, если они уклонялись от деятельности, обозначенной в уставе968, со стандартной формулировкой – «во избежание совершенно ясных, но уже более серьезных результатов вредного и противозаконного направления деятельности»969. Так, были закрыты общество экономистов (1894), общество содействия к устройству общеобразовательных народных развлечений (1898), общество взаимопомощи лиц интеллигентных профессий (1901) и др.970
