Аштия вздохнула, но выглядела она уже намного веселее. Алкогольный коктейль зажёг огонёк в её глазах, заставил щёки порозоветь и, наверное, приободриться. По крайней мере, я хотел в это верить.
— Действительно, кто бы мог поднять семью Солор на такую высоту, как не ты? — вступила вдруг Моресна. — Ведь твоя дочь стала матерью будущего императора. Вот что по-настоящему важно!
— Полагаешь?
— Конечно! Не думаю, что семье Солор есть смысл беспокоиться за своё положение. Если кому и есть смысл беспокоиться, то нам, новоявленным аристократам. — И жена посмотрела на меня с неожиданной для меня нежностью.
Я далеко не сразу начал задумываться о том, как супруга вообще воспринимает наш брак. Новость, что она вообще видит в нём какие-то негативные моменты для себя, вызвала определённый шок. Нет, разумеется, разве только в далёком детстве мне приходило в голову считать себя идеальным. Просто я как-то не задумывался о проблемах семьи, встающих перед женой, не пытался поставить себя на её место. Лишь спустя четыре года брака у нас с Моресной вообще дошло до откровенных разговоров, плавно перешедших в семейные скандалы. И на том этапе я уже изумлялся, как же она вообще меня терпит.
Но те скандалы, как сорванный напором кран, освободили нашу пару и от копившегося напряжения. Высказав и выкричав все свои претензии, при этом встретив у меня и внимание, и сожаление, и даже отчасти понимание, она так удивилась, что охотно согласилась попробовать ещё раз. Согласилась попытаться построить нашу жизнь на новых принципах и на новом основании, подробно обсудив все наши привычки, все наши взгляды и приведя их к какому-то общему знаменателю.
И с этого момента наши отношения стали совершенно другими. Обоим нам пришлось делать над собой определённые усилия, кое-что терпеть, кое за чем неуклонно и постоянно следить. Но теперь, привыкнув ко всем нюансам и адаптировавшись в их рамках, я мог сказать, что стал совершенно счастливым в семейной жизни человеком.
Теперь мы уже совсем не ссорились. Жена стала намного более уверенной в себе женщиной, она уже могла настоять на своём и даже решительно поспорить со мной (не в присутствии посторонних, конечно, только наедине). Единственное, что она требовала неукоснительно — её семья не должна ничего об этом знать. Нишант с супругой и сыновьями по моему приглашению обосновались в моём графстве, где получили в пользование отличный кусок земли и сумели добиться больших успехов. Семейство бывшего угольщика процветало, тесть и тёща иной раз наведывались в гости к дочери. И дочь, от воли которой, по сути, они и зависели, больше всего на свете боялась, как бы мать не узнала про наши ссоры. И в особенности — о том, что Моресна когда-то там много лет назад позволяла себе кричать на меня.
Я, разумеется, поклялся, что никогда ни о чём не расскажу. Зачем бы мне это понадобилось? Внутренняя жизнь семьи — тайна за семью печатями. Лишь те двое, что образуют её, знают, что же в действительности её наполняет.
Меня вполне устраивала дистанция, установленная между моей семьёй и семьёй тестя и тёщи, дистанция, вполне соответствующая имперским традициям. Я искренне уважал Нишанта и его супругу за то, что они никогда не выходили за рамки приличий, проще говоря — не наглели. Удачу, выпавшую на долю бывшего угольщика в лице его дочери, ставшей аристократкой самого высокого пошиба, трудно было недооценить. Однако старик не требовал себе дополнительных жизненных благ и был вполне доволен тем, что уже получил: землями, хорошим домом, богатым хозяйством и успешной военной карьерой троих сыновей. И никогда не лез в наши с Моресной отношения.
Для моего родного мира — либо совершенно невозможная, либо абсолютно уникальная ситуация.
Потом я вдруг вспомнил свадьбу Джайды и императора. Её сыграли восемь лет назад, Раджеф ещё был жив и присутствовал. Девочке тогда только исполнилось двенадцать лет, а это по закону нижняя граница брачного возраста для уроженки Империи. Я был очень удивлён такой спешкой, хоть и знал, с каким нетерпением все ждут брака его величества.
Уже столько лет государь правил Империей и при этом оставался холостым! Не просто непорядок — ситуация поистине вопиющая! Ещё более вопиющая, чем появление множества аристократических семей, несущих в своих жилах долю демонической крови. Само собой, государь поставил себя так, что никто не посмел бы даже намекнуть ему на недопустимое пренебрежение традициями. Но малейшее следование им зато вызывало у публики восторг, и его величество отлично знал это.
Аштия объяснила мне, что ещё как минимум четыре года брак её дочери будет оставаться формальным, девочка продолжит жить в Солор. Но формальный брак намного лучше, чем никакого, особенно если перспектива его перехода в фактический более чем реальна. Поэтому церемонию поторопили.
Я вспоминал тогдашнюю Джайду. Эта тоненькая, как тростинка, юная девочка уже тогда смотрела на мир глазами бойца, готового сражаться и побеждать. У неё оказался совсем иной тип внешности, чем у матери, и при всём её унаследованном изяществе и вполне семейных солоровских чертах лица трудно было сказать, на кого же в действительности она похожа. Аштия утверждала, что на её бабку, основательницу «женской династии». Можно ли уверенно судить?
В любом случае, как бы там ни было, глядя на двенадцатилетнюю малышку, я уже тогда мог уверенно констатировать, что уж две-то особенности её выделят на общем фоне: это несгибаемый характер и красота. Совсем иная, чем у матери (которую я бы вообще красивой не назвал; привлекательной — разумеется, но не красавицей), слишком на мой взгляд холодная, слишком декоративная — красота статуи, — но несомненная. Ни в одном из этих двух предположений я не ошибся. Действительно, и красота, и характер были налицо.
Теперь, раздумывая о своём браке и о словах Аштии, я из чистого любопытства пытался представить себе, какова должна быть семья у этих двух скал: императора и Джайды Солор. Ведь какая-то семья у них определённо есть, если не так давно на свет появился их первенец. Публичное выражение чувств его величества к своей тёще, если пребывать в неведении относительно его любовных откровений, даже близко не подходило к черте заметного. А может, увлечение давно уже в прошлом, и государя-полудемона глубоко сотрясла любовь к своей юной жене? Об этом знают лишь два человека на всём белом свете, и пусть останется так.
Мысль о чужой семье пробудила и мою нежность. Не смущаясь Аштии, я обнял жену и прикоснулся губами к её виску. Она чисто рефлекторно попыталась вывернуться, но передумала, улыбнулась сперва мне, а потом и гостье.
— Право, мне неловко перед госпожой. Знаешь, — обратилась она к Аштии, — Сереж так много и часто упоминал о тебе, что много лет назад я была абсолютно уверена: он сделает тебе предложение, как только появится возможность.
— В самом деле? — вежливо отозвалась Аше. К моему изумлению, она не обиделась и вообще не напряглась. Держалась так, будто развлекалась лёгкой болтовнёй на отвлечённые темы. Раз так, то и мне не стоит напрягаться.
— Да, была совершенно уверена! Тем более, восемь лет назад ты овдовела, и я каждый день ждала, что муж сообщит мне о грядущей свадьбе.
