Не скучайте.
………..
— Не нравится мне эта ваша Анджелина, — заявила, когда мы с Бастианом, никому из этого мира не видные и не слышные, пересекали пролив Ла-Манш и я снова летела верхом. — Такое впечатление, что всё время к тебе примазывается и чего-то хочет помимо услуг детектива.
— Не ревнуй, — драконьим полурыком ответил мой муж. — За ней есть такое, но ты ведь знаешь, что моё сердце, и драконье, и человеческое, принадлежит только тебе. Если я хотя бы раз изменю тебе, то намеренно разобьюсь о скалы, чтобы смыть позор предательства собственной кровью. Я поклялся своей жизнью и повторю эту клятву в Храме Соединения Сердец.
— А ты вовсе не похож на своих братьев и отца, — заметила я.
— Да… я другой. И не только потому, что моя мать — Белая Волшебница.
— А отчего же ещё?
— Позже всё узнаешь, дорогая Бриллианс. Или вспомнишь сама.
— Я люблю тебя, Бастиан Эдарри.
«И я тебя люблю», — ответил он мне мысленно и прибавил скорость.
Для начала мы прибыли в моё родное Перевалово — навестить маму и мою старшую сестру. А после наведались в тот самый этнографический музей в Питере с обнадёживающей новостью и в местный полицейский участок. Разумеется, мы не стали отдавать оригинал, который был нам так нужен, поскольку в музей должны были доставить предмет, конфискованный у грабителей сотрудниками лондонской полиции и спецслужб. То есть, точную копию оригинала, о чём никто не догадывался. После чего, уладив все дела, с чувством выполненного долга и с драгоценной реликвией, отправились прямым ходом, вернее, лётом в гости к линба.
И вот — снова — уже знакомая мне местность и селение в дебрях африканского экваториального леса. Чернокожие дикие жители в этот раз выразили бурную радость и организовали праздник с соблюдением местных ритуалов — по всей видимости, принимая нас за своих богов. А с наступлением ночи повели нас с Бастианом в свою пещеру, где те же самые трое стражей-колдунов любезно предложили нам взойти на каменный алтарь с алмазной статуэткой в руках. И вновь запели уже дважды слышанную мной за всё время песню, с каждым следующим словом уносящую сознание вдаль, за пределы этого мира.
— Сосредоточься, — донёсся до меня голос Бастиана Эдарри. — Подумай о том, где мы хотим сейчас оказаться, и представь себе это место в подробностях. И время.
— Почему ты просишь об этом меня, любимый?
— Потому что я доверяю тебе, Бриллианс.
Песнь становилась всё громче, теперь её пели и мы. Я силилась при этом представить и удержать в своём сознании образ места и времени, куда мы намеревались попасть. Не могу сказать, насколько хорошо мне это удалось — в голове вертелся калейдоскоп из самых разных мыслей и образов, из которых, как назло, было настойчивое желание узнать и вспомнить одну известную в мире Эйделы историю. Я изо всех сил гнала эти посторонние мысли и связанные с ними образы прочь, пытаясь сосредоточиться на главном, пока пространство вокруг нас не расступилось и мы с Бастианом, держа друг друга за руки, не оказались летящими в пустоте навстречу новым событиям и приключениям за пределами земного мира.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Мари вместе с Бастианом возвращаются в мир Эйделы. И тут начинается самое интересное, захватывающее и невероятное…
Глава первая
Знаете ли вы, дорогие читатели, каково это — умереть и родиться на свет вновь? И я не знаю. Хотя некоторые из вас, может быть, однажды это вспомнили и как будто пережили заново.
Так вот и мне, пролетевшей сквозь загадочный межпространственный коридор, неожиданно пришло такое сравнение, когда впереди забрезжил свет. Летя либо плывя в кромешной тьме, где нет ничего — ни мыслей, ни чувств, ни ощущений собственного тела, я не была материальным существом. Я была просто сознанием. И вот это самое бесформенное, нематериальное сознание неуклонно двигалось вперёд, видя перед собой источник света и ощущая, что там находится что-то плотное и оформленное. И этот свет, это тепло каким-то образом созвучно с тем, что отзывается при этом внутри меня. И поэтому я плыву в абсолютно пустом пространстве туда, на этот свет. И, прибыв туда, становлюсь материальной, обретаю тело. Но отнюдь не младенческое, а вполне взрослое. Скорее уж это всё похоже не на рождение из утробы матери, а сотворение из Ничего. Хотя даже не так: я ведь была «чем-то». Значит — возвращение из небытия. А точнее — переход из одного бытия в другое через небытие. Занятно, однако.
Все эти мысли и сравнения заполнили мою голову, когда я пришла в себя, ощутив явственно, что лежу на твёрдой поверхности. Открыв глаза, я увидела закат — более яркий и красочный, чем бывают у нас на Земле. И пришла к выводу, основанному на личном опыте наблюдений ранее, что сейчас здесь был конец лета либо начало осени. Затем несколько раз глубоко вдохнула, села, преодолевая, внезапно нахлынувшую дурноту, и огляделась — пейзаж явно отличался от привычного земного. Или, скорее, напоминал земной, но, скорее, в эпоху раннего Средневековья. Хотя строения, башенки на каменных зданиях, мосты и прочее всё равно отличались. Скорее уж, сказочный мир… да, вполне сказочный, но такой при этом реальный и ощутимый. Скорее всего, это был мир Эйделы. Но какой!
Кругом была разруха. Город, в котором мы находились, был спалён дотла, хотя некоторые из зданий ещё оставались с виду невредимыми. По улицам и площадям неподалёку от того места, где я находилась, рыскали мрачного вида фигуры в плащах, с закрытыми по самые глаза лицами, а в руках у них были длинные извилистые посохи. Похоже, местные следопыты. Они о чём-то переговаривались между собой, а один из них, судя по тону, отдавал приказы. Неужели, пока нас с Бастианом Эдарри не было, принцесса Элинн и её матушка сотворили страшное злодеяние и здесь произошла война?
— Нет… этого не может быть… они не могли так поступить… из-за него…
Я повернула голову вправо. Рядом со мной на краю канавы ничком лежал мой любимый муж.
— Бастиан! — негромко позвала я, приблизившись к нему и кладя ладонь на его затылок. — Ты жив? Очнись!
Он не отреагировал. На мои глаза навернулись слёзы.
— О нет… это моя вина… это я во всём виновата! Неееет…
Я очень надеялась, что мои рыдания не будут услышаны. Но напрасно: несколько человек в плащах, находившиеся от нас на расстоянии около тридцати — сорока метров, повернули головы и замерли.
— Эс сэдори! — резким голосом
