захватила рукой она у него. «Вот, папенька, чосалка; вот, папенька, чосалка».
85
Замахнись, а не ударь[37]
Не в каком царьсвии, не в каком государьсвии жили цярь и цяриця. У них было три сына, одного отделили и жили бедно оцень. Потом жонка отыскала маленько денег ему, послала его шолку закупать. Потом шила она ковёр, потом посылаэт ковёр продавать мужа в город. Он приходит в город, выскоцил купец с лавки, спрашиваэт его: «Ковёр отдажный у тебя и что за ковёр?» — «Сто рублей», — он говорит. «Сто рублей ли возмёшь, али слово?» Думал, подумал: «Давай слово возьму». Ну, говорит ему: «Без суда, — говорит, — единый волос, — говорит, — не гинет». Он и пошол домой, приходит домой, жонка его и ругаэт. Ну опеть выискала деньжонок немножко, опеть шолку закупать послала и потом вышила ковёр (другой уж это), потом опеть послала продавать его в город. Потом идёт опеть мимо той лавки, потом купець выскоцил опеть из лавки, опеть скаже: «Мужик, продай ковёр. Што за ковёр?» — спрашиваэт. «Двести рублей», — говорит. «Двести ль рублей возьмёшь, али слово опеть», — говорит ему. «Давай слово», — говорит. Ну, и говорит: «Булат и железо дороже злата-серебра». Ну приходит домой, жонка опеть ругаэт его. Потом опеть деньжонок немножко складовила, потом шолку закупать послала его; он шолку принёс, ковёр вышила опеть, послала его опеть продавать в город. Купец выскоцил из лавки: «Што, мужик, возьмёшь за ковёр?» спрашиваат. — «Триста рублей», — говорит. «Триста рублей возьмёшь, али слово: замахнися, не ударь», — говорит. Потом не смеет и домой ити, идёт к морю; на берёг туды наймут целовека на караб, он и нанялся. Выехали на море; караб у них и задержало. Потом говорят: «Кого мы отдаим туда в воду?» Ён и думаэт: «Дал купец мни-ка слово, што ни единый волос не гине с головы без суда». Потом в воду и пошол, спустили его в воду. В той воды царьсво там стоит, в том круг царьсвии всё штыки стоят около; на кажном штыки по головы, на одном лишь нет, и думаэт: «Верно, моей головки тут быть». Потом приходит в цярьсво. Там вздорять цярь и цяриця и спрашивают: «Што, мужицёк, булат ли железо дороже злата-серебра, или злато-серебро дороже железа-булата?» Так потом он говорит: «Булат-железо дороже злата-серебра». Потом царици голову и отрубил (мужик по ём, вишь, сказал). Ну мужика и отпустил туды опеть на караб (караб не спущен ещё). Потом боцька золота оттуда вслед (ему награда, вишь). Потом им жалко стало этой боцьки, товарышшам, потом его в воду и бросили. Его кит-рыбина подхватила, и ён резал, резал ту рыбу и дырину прорезал в ней (у него ножицёк был в кормане); потом рыбину бросило на берёг и ён с рыбины и вышол. Идёт край моря, дом стоит преболшущий-болшой край моря; там есь, чого йись и пить в доме, и нигде никого в доме нет. Поел, за печьку сел и сидит за пецькой до вечера там. Потом приходит дивиця по вечеру, говорит: «Фу, фу, в ызбы рушький дух, говорит. Аль, по Руси летала, ручького духа нахватала». Потом села, поела она и спать легла, и спит; гди рука, гди нога, ничого не чуствуэт. Выходит этот молодець с-за пецьки, ю поцаловал да за пецьку опеть. Утром вставаэт. «Хто меня, — говорит, — поцеловал? Аль так мни, — говорит, — приснилось, верно». Потом поела и опеть улетела. Он вышол с-за пецьки, поел, да опеть за пецьку. Потом по вецеру опеть прилетаэт дивиця. «Фу, фу, говорит, в избы ручький дух, по Руси летала, рушького духа нахватала». Сила, пойила, опеть спать. И не спит потом, лежит. Выходит молодець с-за пецьки, ю поцеловал. Потом ёна его и захватила. «Возьми меня, — говорит, — замуж». Ён, значит, ю замуж взял. Ёны жили-пожили, она и понесла, потом родила сына. Сын ростёт не по годам, а го часам и такой молодець в матерь здоровый, а мужищо он такой здоровый, болшой, и отець сына боитця, што в матерь родился, и думаэт сиби: «Уйти надо мни». А жона-то воэвать ездит в Русь. Строит караблик сиби, а сын и спрашиваэт: «Што, батюшко, строишь сиби?» Он говорит: «Караблик». — «Батюшко, ты, верно, думаэшь от нас уехать?» — говорит. «Сынок, тиби кататьця», — скае. Потом он и состроил кораблик. Потом он нагрузил три боцьки пороху на кораблик и отъехал от берега. Сын говорит: «Ты уезжаэшь, я крыкну матушку». — «Нет, говорит, я катаюсь, взад буду». — «Нет, батюшко, уезжаэшь ты». Голос у него богатырьский, крыкнул матушку. Матушка и налетела. Говорит: «От нас ушол, от мого войська не уйдёшь», — говорит. Свиснула, так войсько налетело. Потом он боцьку спустил пороху, бочка всё убила у ней. Потом ащо свиснула, потом налетело войська, што чорного ворона. Потом дви бочьки этых спустил, их и убило всё войсько. Говорит: «От нас ушол, от моей цяпли не уйдёшь; а от цяпли, — говорит, — уйдёшь, так от лёв-зверя не уйдёшь». Потом его несло, несло на берёг, бросило на берёг, и выходит ён на берёг, и пошол, куды голова несёт. И потом лежит цяпля; эту цяплю он возьмёт, эта цяпля у него прильнула к мизёнку (к персту). Он, значит, этот мизёнок отрубил от себя, и ёна отпала. Потом и пошол. Идёт потом, глядит: стоит дуб, в дубу лёва-зверя дити там, озябли, пишчат там; ён и закрыл кафтанишком своим их; сам выстал в дуб. Лёв-зверь налетела. «Сутки, — говорит, — ни йидала, ни пивала. Выходи оттуль, — говорит, — я съем тебя». Дети запищали: «Матушка, он збавил нас от стужи, то бы мы замерзли», — матери говорят. «Выходи, мужик, оттуда», — ёна говорит ему. Ён и вышол, она ему в ноги и пала. «Прости, мужик; што тиби, — говорит, — за то заслужить, што дитей моих збавил от зябели?» Он говорит: «Снеси меня в свою сторону». — «Садис на меня», — говорит. Понесла его, потом несла, несла его, было оцень далёко, устала; на гору золотую его принесла, свалилась отдохнуть, а мужик набрал сиби самоцветных каменьев в корман. Потом она встала, потом его понесла опеть, к ихнему царьсву поднесла его, и потом ёны роспростились. «Ты меня не знай и я тебя не знай, и никогда меня не помни», — лёв-зверь
