или нелепо, но этот человек — моя вторая половинка. Если под родственной душой подразумевается человек, чье сердце отражает мое, близнецовое пламя, настолько совместимое, что один не может полноценно существовать без другого, то, без сомнения, он — мой.
И я знала это всегда, но раньше мы называли это по-другому. Мы всегда были лучшими друзьями, но, возможно, именно это и есть лучшие друзья — замаскированные родственные души.
Наверное, это означает, что у человека может быть больше одной родственной души, потому что эти двое настолько важны для моего счастья, что без них я бы прожил жалкое существование. Но я перестал думать, что не заслуживаю их. Если я отдаю им всего себя, значит, я их заслуживаю, и так было всегда.
В комнате нет ни капли света, к которому должны привыкнуть наши глаза, но впервые в жизни я вижу все очень четко.
Правило № 39: Ты знаешь, что добился успеха, если смог шокировать Мадам Извращенность
Изабель
— Они ничего не сказали? — спрашивает Дрейк, поворачивая голову к Хантеру, его теперь уже подстриженная голова прислонена к изголовью кровати.
— Не совсем, — пожимает плечами Хантер. — У Гаррета было несколько вопросов, но в остальном они просто… пошли дальше.
— Ух ты, — говорю я, проводя пальцами по темным кудрям Хантера, прижатым к моей голой ноге. Теперь свет снова включен, а значит, я могу наслаждаться ими, обоими этими великолепными мужчинами, которые каким-то образом принадлежат только мне.
— Наверное, они решили, что мы все это время трахались, — добавляет Дрейк, и мы все трое дружно смеемся.
— Так и было, — отвечает Хантер.
— Каково это было? Я имею в виду, когда я открылся им, — спрашивает Дрейк.
— Это было здорово.
Сейчас он выглядит таким умиротворенным, как будто ему стало легче дышать и он стал более настоящим, чем раньше. Хантер всегда жил в состоянии постоянной тревоги, всегда был на взводе и отчаянно пытался принять правильное решение и поступить правильно. Конечно, никогда не для себя.
Но сейчас он выглядит свободнее, чем я когда-либо видел его.
— Знаете, я никогда не выходил в свет, официально.
Мы с Хантером оба смотрим на Дрейка, нахмурив брови.
— Что? — спрашиваю я.
— Я просто никогда никому не говорил о своей сексуальной ориентации. Я имею в виду… Я помню выражение твоего лица, когда я сказал тебе, что целовался с парнем, — говорит он со смехом, глядя на Хантера. — Но ты никогда не просил меня рассказать об этом подробнее и никогда не ругал меня за это. Ты просто… принял это.
У Хантера тяжелое выражение лица, как будто он о чем-то задумался. — Раньше я ненавидел людей, которые могут так открыто выражать свои мысли. Мой отец научил меня этому. Он заставил меня ненавидеть то, что ненавидел он, и со временем я понял, что не ненавижу никого, кроме него. Я завидовал таким людям, как ты, Дрейк. Людям, которые могут жить без страха.
Рука Дрейка ложится на плечо Хантера, сжимая его в подтверждение своих слов.
— Я думаю, ты заслуживаешь достойного выхода, — добавляет Хантер. — Так что давай.
Дрейк смеется. — Я только что трахнул тебя, и ты хочешь, чтобы я сейчас кончил?
— Да. Ты заслуживаешь того, чтобы сказать это вслух.
С гордой ухмылкой на лице Дрейк уверенно заявляет: — Я бисексуал.
Слезы наворачиваются на глаза, и я крепче сжимаю его руку. Кажется, я никогда не была так счастлива за всю свою жизнь.
— Я тоже, — отвечает Хантер, и мы снова смеемся втроем. Это смешно и трогательно одновременно. Но мы всегда были такими. Мы никогда не переставали быть собой и никогда не перестанем. Секс этого не изменит, потому что мы любили друг друга тогда и любим сейчас.
Положив голову на плечо Дрейка и положив голову Хантера себе на колени, я испустила долгий зевок.
— Нам пора домой. У тебя был длинный день, — говорит Дрейк, и я замечаю, что Хантер наблюдает за нами с минуту, пока никто не двигается с места. Что-то в том, как его друг сказал это, как будто он знает, какой у меня был день, как будто он знает мой рабочий график — а он его знает — делает это немного неловким.
— Давайте просто покончим с этим неловким разговором, — говорит Хантер, садясь лицом к нам.
Я чувствую, как мои глаза расширяются.
— Ты хочешь поговорить об этом? — Я стараюсь не делать особого акцента на слове "ты", но оно есть. Хантер никогда не хочет говорить о неловких вещах — никогда.
— Да, если я чему-то и научился, так это тому, что, если начинать тяжелые разговоры сейчас, то потом не придется нести всякую чушь. К тому же, я читал о поли-отношениях, и первое, о чем они говорят снова и снова, — это открытое общение, так что если я хочу вас обоих, мне нужно просто привыкнуть к этому.
Мы с Дрейком в шоке уставились на Хантера. Через мгновение я прикусываю губу, чтобы подавить улыбку, которая, как мне кажется, растет на моем лице.
— Ну… — начинает Дрейк.
— Подожди. Позволь мне сказать… Я специально оставил вас вдвоем. Я хотел, чтобы вы сблизились. Я не хочу, чтобы вы думали, что можете трахаться только тогда, когда я рядом и наблюдаю за вами, как будто вы пара обезьян-исполнителей или что-то в этом роде.
— Хорошо… — отвечает Дрейк.
Хантер читает его выражение лица. — У вас не было секса все это время?
— Почти все время… — добавляю я.
— Серьезно? — спрашивает Хантер, в замешательстве глядя на Дрейка.
— Ну, не то чтобы у нас были какие-то правила. Я не знал.
Наконец Хантер смеется. — Ну, это твоя гребаная вина.
— Отлично, — говорит Дрейк, вскидывая руки вверх. — Два месяца я держал свой член при себе, а теперь ты говоришь, что я не должен был этого делать?
— Не волнуйся, — добавляет Хантер. — Скоро ты наверстаешь упущенное. Мне нравится смотреть, как вы двое трахаетесь.
Когда мы начинаем одеваться, я не могу не задаться вопросом, должно ли это быть сложнее, чем сейчас. Это действительно не должно быть так легко; я все время жду, что вот-вот упадет другой ботинок.
Когда мы оделись и собрались, мы втроем двинулись к двери и остановились.
— А что, если там кто-то есть? — спрашивает Дрейк, глядя на нас обоих.
— Ну… мы только что целовались перед комнатой, полной людей, так что… о чем ты беспокоишься?
Дрейк пожимает плечами, открывая дверь, и, конечно же, по ту сторону стоит Иден Сент-Клер. Она выходит из своей комнаты одна, но
