на краю пропасти, и мне нужно оттащить его назад, потому что я знаю, что это решение, прямо сейчас, является одной из тех точек опоры. Решающий момент.
Я не смогу быть с ним, если он не позволит мне сражаться самостоятельно.
Он накрывает мою руку своей и прижимает ее к изгибу между шеей и плечом.
Я люблю его глаза. Мне нравится, как он смотрит на меня, что он видит во мне, кто мы вместе.
— Ненавижу, когда я ничего не могу для тебя сделать, — говорит он.
— Ты делаешь для меня все проще тем, что ты есть. — Я целую его. — Обещай мне.
Его дыхание у моих губ, вздох и капитуляция.
— Обещаю.
— Спасибо, — я глажу его по шее и снова целую. Он такой теплый, возбужденный.
Когда его язык раздвигает мои губы, я слабею. Поцелуй быстро становится серьезным. Моя спина врезается в стену, его рука ловит меня под коленом.
— Поехали домой, — говорю я.
Мы даже не успеваем добраться до парковки, как он прижимает меня к дереву, его рука оказывается на моем затылке, защищая меня от шершавой коры.
Затем, обжигающий жар и блуждающие руки. Я мокрая, уже была мокрой в коридоре, еще более мокрая, когда я толкнула дверь, а он нащупал мою задницу свободной рукой самым глубоким, самым грязным способом.
— Домой, — выдыхаю я.
— Ага.
— Ты поведешь машину.
— Ключи.
Я выуживаю их из сумочки, хотя не знаю, как. Уэст не помогает. Его руки на мне отвлекают.
— Вот.
Мне приходится размахивать ими перед его лицом, чтобы привлечь его внимание.
Вернувшись в квартиру, Кришна и Бриджит уже ждут нас.
— Как все прошло?
— Ты надрала ему задницу?
Уэст даже не дает мне сказать. Он толкает меня перед собой, говорит:
— Дайте нам минутку, — и захлопывает дверь в свою спальню перед их удивленными лицами.
— Это было грубо.
Он слишком занят расстегиванием моих штанов, чтобы ответить.
Несколько быстрых рывков, толчок на кровать, презерватив, взятый со стола, и он на мне, раздвигает мои колени, проверяет меня пальцами. Когда он чувствует, какая я мокрая, он издает звук «м-м-м», который сводит меня с ума.
— Поторопись, — говорю я ему.
Это длится недолго, но, о, Боже, это потрясающе. Один уверенный толчок, и он заполняет меня, наши языки танцуют, пряжка его ремня звенит, когда он входит в меня жестко и глубоко. Мы не разговариваем. Я не уверена, что мы даже дышим. Он должен претендовать на меня, и я тоже должна претендовать на него, на его недостатки, и на его гнев, и на его глупую мужскую защитную чушь, на его обещание, и на его тело, и на то, какой он есть, разочаровывающий и несовершенный, великолепный и горячий, жестокий, умный и настоящий.
Он втягивает мой сосок в рот, облизывает его языком так, как он знает, сводит меня с ума, кладет руку под меня и наклоняется, чтобы создать трение там, где мне это нужно. Это не займет много времени. Я уже близко. Так близко, и он кажется больше, тверже и глубже, чем когда-либо, прерывисто дыша мне в шею.
— Ну же, детка, — говорит он, и это звучит как всхлип, но я никогда не чувствовала себя так хорошо.
Крепче и сильнее я впиваюсь в его плечи, когда начинаю кончать, нуждаясь в том, чтобы держаться за него, держать его здесь, прямо здесь, так близко. Он стонет, прижимается своим лбом к моему, целует меня в висок, когда я поворачиваю голову, входит в меня, держа мои руки. Наши пальцы переплетены, его хватка настолько крепка, что боль в суставах, первое, что я чувствую, когда способна чувствовать что-либо, кроме блаженства.
Я шевелю пальцами, и он отпускает меня.
— Ни хрена себе.
Он усмехается.
— Это было… ни хрена себе.
Он целует меня в нос, все еще улыбаясь, и качает головой.
— Серьезно. Это все, что у меня есть. Я уверена, что есть и другие слова, но…
Уэст начинает смеяться, его живот прижимается к моему.
— Никогда не говори, что пещерный человек тебя не заводит.
— Но это так!
Он продолжает смеяться, и я щипаю его.
— Когда ты в последний раз ударил Нейта, меня стошнило!
— А в тот раз в библиотеке…
— Даже не упоминай об этом.
— После того, как я его разукрасил. Ты была разгоряченной для меня.
— Я не была!
— В тот день ты позволила бы мне сделать с тобой все, что угодно.
— Нет, я бы не стала.
— Ты бы так и сделала. Я должен был поцеловать тебя. Пропустить все те месяцы, которые мы провели, обманывая себя. Только не говори, что ты об этом не думала.
— Не думала.
— Верно, потому что ты такая хорошая девочка.
Я обхватываю руками его голову, притягиваю к себе и целую.
— Ладно, может быть, я и думала об этом. Но только потому, что тебе так явно нужен был выход всему этому безудержному тестостерону.
— Ты бы вызвалась стать моей отдушиной?
— Твоим вместилищем. Потому что я даритель.
— Я только что довел тебя до оргазма, от которого у тебя скосились глаза.
— Согласна. Дарение имеет свои преимущества.
Он снова начинает смеяться, и я крепко обнимаю его, наслаждаясь тем, как его тело прижимается к моему.
Наслаждаюсь любовью к нему.
Когда мы выходим, то сталкиваемся в дверном проеме спальни, рука Уэста лежит на моем бедре, на его лице красуется ухмылка, которую я не вижу, но чувствую всем телом.
Счастливые.
Я думаю, это удивительно, что мы можем найти так много счастья в такое время. Я имею в виду, да, это все секс. Но в действительности дело не в сексе. Это то, что скрывается под сексом. Это то, как он заставляет меня чувствовать, как я заставляю его чувствовать. Эта золотая нить чего-то прекрасного всегда была между нами, даже когда я заглядывала в его машину и старалась не слишком пристально смотреть на голый кусочек плоского живота. Даже когда мы спорили в библиотеке, не прикасались друг к другу в пекарне, целовались на железнодорожных путях.
Даже когда я сказала ему принять решение и ушла от него, эта нить была там, сияющая возможность под ней.
Однако я чувствую себя немного неловко из-за Кришны и Бриджит. Которые сидят на диване и смотрят телевизор как-то… напряженно.
Бриджит сидит прямо, как шомпол, ее шея розовеет. Кришна положил руку поверх подушек, всем телом повернулся к ней, даже одно колено приподнял, и у меня создалось впечатление поспешности, как будто он просто отодвинулся от нее, хотя я бы
