Света, я стал свидетелем того, как работает Белов.
Инспектор сидел в углу дощатого барака, на массивной табуретке за таким же, рубленным из тяжёлых корабельных досок, столом и терпеливо выслушивал здоровяка в синей капитанской куртке, аккуратно записывая каждую его фразу.
— Восстановим ещё раз последовательность ваших действий. Начните с момента отхода.
— Вышел я из бухты. Иду.
— Каким курсом?
Капитан вздохнул:
— Триста десять.
Белов взял со стола из стопки один журнал, полистав его, подтвердил:
— «Заная»… Триста десять… — И внёс запись в опросный лист.
— Десятый раз спрашиваете, — сказал капитан.
— Триста десять… — протянул Белов. — Дальше?
— Тут он.
— Кто он?
— «Тис».
— Где вы находились, в момент обнаружения?
— На мостике, где же.
— На мостике…
— Туман. Помощник доложил: «Судно!»
— Время.
— В журнале записано.
Белов опять листает журнал:
— 9 ч. 43 мин.
Капитан опять вздыхает:
— Значит, 9 ч. 43 мин.
— Вот вам чистый лист. Будем восстанавливать прокладку.
Они выписывают из судового журнала доклады помощника и начинают прокладывать на бумаге пеленга и расстояния.
— Так?
— Так! — соглашается капитан.
— Хорошо. Теперь берём журнал «Тиса».
Они наносят на лист то, что записал в журнал второй капитан столкнувшегося судна.
— Получается… — тянет Белов. — Что получается?
— Ерунда, — говорит капитан и багровеет. — Как же так: я его обнаружил справа, в стороне, а он меня — прямо по носу? А шли мордотык: я — 310, он — 130.
— Ерунда, — соглашается Белов. — Значит, или у одного из вас был неисправен радиолокатор, или — записи фальшивы.
Белов берёт со стола ещё один журнал.
— Вот записи, которые вы вели с двенадцатого марта по двадцать седьмое августа. Ваш журнал?
— Мой.
— Страница двадцать вторая. 3 ч. 15 мин. Курс 27, скорость 12 узлов. Вот обсервованное место. Берите карту… Следующий момент. 4 ч. 5 мин. Ещё одна обсервация. Какое расстояние между ними?
Капитан раздвигает циркуль и снимает с карты пройденный путь.
— 18 миль.
— А сколько вы могли пройти за 50 минут при скорости 12 узлов?
Капитан достаёт из кармана огрызок карандаша и начинает подсчитывать на уголке карты. Белов морщится и подвигает к капитанской руке остро отточенный карандаш.
— Без малого десять миль.
— Без какого малого?
— Ровно десять.
— Другое дело… Так как это могло быть?
Шея капитана из розовой становится багровой.
— Сколько же вы прошли за 50 минут — 10 миль или 18?
Капитан молчит.
— Вот акт проверки радиолокационных станций. На обоих судах станции исправны. Вы говорите — неверны записи «Тиса». Почему я должен верить вашему журналу, а не его?.. Кстати, я проверил его журнал. Он вёлся предельно аккуратно.
— Суд? — прямо спрашивает капитан.
Белов поднимает плечи:
— Не знаю. Ущерб выплачен?
— Нет ещё… Могу идти?
— Идите.
Капитан мнёт в руках фуражку, кивает Белову и выходит, опрокинув по дороге стул.
— Так что и верно — суд? — спросил я Белова, после того как перед моими глазами дважды прошли оба капитана. Они были очень похожи, водители «Тиса» и «Занаи», но, вероятно, только внешне, так как безукоризненная аккуратность документов, представленных «Тисом», убеждала в точности поступков и слов его капитана.
— Может быть, обойдётся одним арбитражем.
— Но ведь дело это как будто ясное? Коли записям журнала «Занаи» верить нельзя, остаётся принять за истинную прокладку «Тиса».
— Выходит так. Если бы можно было восстановить, как они шли на самом деле…
И тут в голову мне пришла мысль.
— Михаил Никодимович, в районе острова были в тот день ещё суда?
— Конечно.
— И на них работали радиолокационные станции?..
Белов понимающе кивнул. Я предлагал ему непосильный труд: если собрать журналы всех судов, которые плавали в тот день в районе столкновения, и выписать их радиолокационные наблюдения, то среди сотен безымянных отметок где-то есть места «Занаи» и «Тиса»…
Каторжный, неблагодарный, рискованный труд…
Позвонили из рыбного порта и сообщили, что машина, выделенная в распоряжение инспектора для поездки на мыс Край Света, уже вышла.
Глава пятнадцатая
о том, что мы увидели, попав на Край Света
На потрёпанных, облепленных сухой грязью шинах автомобиля висели цепи.
Мы погрузили в кузов надувную лодку, забрались сами, заурчал мотор. Пыльная дорога понесла нас мимо однообразных деревянных бараков… Впереди синел горный перевал. Дорога кончилась, и под колёсами начали прихотливо извиваться две разбитые, идущие вверх колеи.
— Я бы предпочёл асфальт! — сказал Аркадий.
Едва он успел это сказать, одно колесо взобралось на камень, второе нырнуло вниз, Аркадий свалился на меня.
Жалобно стонали рессоры. Дорога соскользнула со склона горы, и началась болотная топь. Густая коричневая жижа поплыла вровень с осями. Шофёр то включал, то выключал коробку скоростей, наконец круто положил руль вправо и съехал на камни в ручей. Здесь по крайней мере было прочное дно. Мы шли как торпедный катер — шумный водяной вал с рёвом захлёстывал берега. Наконец ручей ушёл далеко в сторону. Снова вынырнула колея, теперь она шла круто вверх, машина лезла по склону. Среди поросших мелким бамбуком полян стояли увешанные голубым мхом ели.
Я перегнулся через борт и стал срывать со встречных кустов листья.
— Осторожнее — нарвётесь на ипритку! — сказал Белов.
— На что?
— Сумах ядовитый. — Белов показал на куст с маслянистыми тёмно-зелёными листьями. — Будет тяжёлый ожог!
Я отдёрнул руку.
Начался перевал, стало сыро, подул холодный ветер. Машина преодолела последний подъём, ударила кузовом и остановилась.
Впереди, тускло поблёскивая в лучах неяркого солнца, лежал Тихий океан.
Начался спуск. Теперь машина катилась легко и непринуждённо. Расхлябанный кузов пел ритмичную песню: крак-крак-крак… Голубоватые сосны неслись мимо. Сделав зигзаг, дорога вылетела к берегу. Впереди, на плоском коричневом мысу, высветился столбик маяка.
— Край Света? — спросил Аркадий.
Белов кивнул.
Мы проехали мимо башни, белой, с кольцевым балконом и стеклянным фонарём наверху. Башня была окружена грудой пристроек, бетонные казематы соединялись между собой глухими переходами. Маяк был похож на крепость, которой предстоит выдержать осаду долгих зимних штормов.
Машина резко затормозила.
— Дальше не проедем, — сказал шофёр.
Внизу под обрывом, в центре небольшой бухточки, между двумя острыми, как лезвия ножей, скалами виднелся изуродованный корпус судна. Чёрные бакланы рядками сидели на
