от слёз подушку упал клочок бумаги. С брезгливостью Алёна приняла его. Посмотрев на неё, ящерица моргнула и скрылась.
Дыхание замерло на губах, стоило только развернуть записку. Любимый просил довериться и быть готовой. Она подбежала к окну, и под ним смогла разглядеть знакомый силуэт. Он махнул ей рукой, и в груди сладко защемило.
Алёна заметалась по комнате, собирая в узелок всё необходимое, чтобы бежать на легке: расчёску, нижние одежды, запасные башмачки, если первые стопчутся в дороге, и всего остального по мелочи.
Прыгать из окна она почти не боялась. Ведь внизу ждал, Лучиано. Он словил её, словно пушинку. Оказавшись в руках юноши, Алёна не удержалась и запечатлела поцелуй на его губах. Лучиано крепко сжимал любимую. Они дышали друг другом, словно кислородом и не могли насытиться.
Ступив ногами на землю, Алёна потянула его за руку по тропинке, которая должна была вывести их к дороге, где, как сказал Лучиано была привязана лошадь. Одной рукой он нежно, но надёжно держал ладонь Алёны, а в другой нёс узелок.
Влюблённые шли лесом, как острый месяц, что освещал им путь, скрыли тучи. Сердце Алёны ухнуло вниз.
— Он заметил, — взволнованно предупредила она Лучиано.
— Кто? — спросил с акцентом.
— Андрюша — мой брат, — она настойчивее потянула его по тропинке.
Лучиано помог возлюбленной подобрать юбки, и они заспешили вперёд. Стоило им только сесть на коня, их и след простынет на земле Орловых.
Задул ветер, гнущий к земле деревья. Предупреждающе зашумела листва. Когда грянул гром, а порывы ветра чуть ли не сбивали с ног, Алёна поняла, что только чудо поможет им сбежать. Совсем рядом затрещала берёза. Её ствол согнулся, раздался треск, и дерево переломилось, упав на дорогу перед беглецами.
Алёна почувствовала, как сердце, словно упало вниз, затерявшись в трусливой пустоте. Лучиано одним прыжком преодолел толстый ствол, и подхватив Алёну за талию, помог ей перебраться. Изящная туфелька скользнула по стволу. Девушка вскрикнула, и только сильнее ухватилась за плечи возлюбленного. Но его руки держали крепко и вскоре она вновь была на земле.
Молния, подобно живым корням расползлась по небу, на мгновение осветив следующий за ними силуэт. Алёна с ужасом узнала заострившиеся черты лица и голубизну глаз, перетёкшую от гнева в ураган. Грянул настолько оглушающий гром, что у неё на мгновение заложило уши.
Вскрикнув, она заторопилась в перед, потянув за собой, затормозившего было Лучиано. Она чувствовала, как напряглось его тело под изумрудным мундиром. Сердце поэта отступило под натиском опасности, и натура бойца выступила вперед. Но промедление, хоть и благородное могло им многого стоить.
Первая тяжелая капля упала Алёне на плечо. Вскоре к ней присоединились множество других. Ливень обрушился на мир стеной. Ноги постоянно вязли в грязи и Лучиано постоянно подхватывал Алёну, хотя сам с трудом передвигал ноги. Платья налилось влагой и стало слишком тяжелым для столь хрупких плеч.
Мир слился в один непрекращающийся шум, Алёна только и успела прикрыть голову, когда к ливню прибавился град. Горячие слезы, мешались с холодным ливнем. Она чувствовала, как силы покидают её, но Лучиано все продолжал тянуть её за собой.
Совсем рядом находился мощный дуб, который мог бы скрыть их от Андрея своими ветвями. Но блеснула молния, и во все стороны брызнули искры. Ветер сорвал с губ Алёны испуганный крик и унёс в тёмное небо. Дерево опасно накренилось и раскололось на двое. Пышная крона устремилась на возлюбленных. Лучиано укрыл девушку в своих объятьях, она крепко зажмурилась, и больше не в силах выдержать ломающегося мира, лишилась чувств.
Ах, как бы ей хотелось открыть глаза, и обнаружить себя в руках любимого. Но вместо этого девушку одним рывком за предплечье, поставили на ноги. Природа вокруг кружилась, и она с трудом себя осознавала, когда её уже тянули в перёд.
После первого же шага она оступилась, и упала на колени, пачкая шелковый подол. Ничего не понимая, Алёна удивлённо подняла глаза, но вместо мягких карих зениц, её встретил холодный взгляд брата. Гнев и мука отражались на его бледном лице. Алёна всё поняла без слов.
— Как… — всхлипнула она. — Как ты мог? Ненавижу тебя! Ты разрушил мою жизнь. Вырвал моё сердце. Правильно люди говорят, ты — шавка императора!
Андрей замахнулся, и Алёна, вжав голову в плечи, ожидала, что вот — вот последует хлёсткий удар, который будет жечь ей кожу ещё не один день, но рука брата повисла в замахе.
После бури природу сковывала непривычная тишина, которую разрушил вздох брата. Его ладонь тяжело опустилась вдоль тела.
— Поднимайся, — устало выдохнул он, и вновь потянул сестру за собой.
Плетясь следом за прихрамывающим на левую ногу Андреем, Алёна оглянулась. Позади оставались переломанные деревья и выжженная земля.
Когда на окна её покоев ставили чугунные решётки, Алёна не могла возразить. Она с трудом поднимала, налитые тяжестью, веки, чувствуя, как пылает грудь. Руки дворовых девушек и Варвары, ощущались на её коже живительной влагой. Они приподнимали ей голову, дабы горьковатая жидкость попала Алёне в горло, оставляя после себя привкус зверобоя на языке.
Иногда ей чудилось, что Лучиано был рядом, держал её за руку, нашептывая стихи на гаэльском. Зелень его глаз уносила Алёну далеко — далеко, туда куда не дотягивались руки брата, и маленький любопытный нос не совался в личные вещи, туда, где они с Лучиано были счастливы под голубым небом, а босые ноги касались горячего песка.
В моменты просветления, когда жар отступал, и дворовые помогали менять ей сорочку и простыни, до слуха доносились шарканье ковров, окрики батраков, стуки мебельных ножек о паркет. Работы велись живо и утихали только к позднему вечеру.
Уж лучше бы Алёна забылась в горячке, сошла с ума или умерла вместе с Лучиано. Она не могла представить своей дальнейшей жизни. Казалось, что мир рухнул, а солнце, что уже который день всходило на небосвод, лишь обломок былого.
В один из вечеров, Варвара принесла ей письмо. Сердце в груди, вспорхнуло, и Алёна с влажным блеском в глазах, дрожащими пальцами вскрыла конверт. Но содержимое было написано имперским языком, аккуратным, с завитушками, подчерком.
Писал Любомир. Он справлялся о её здоровье, приглашал выйти в свет, и поведал все самые свежие сплетни враждующих фракций.
Алёне было и весело, и тошно, и досадно на свои не сбывшиеся ожидания. Она забросила письмо, куда — то в тумбочку, и быстро о нём забыла, вновь отдавшись мечтам о единственной любви.
Девушка вспомни об этом клочке желтоватой бумаги, исписанной тонким подчерком только весной.
