Надеюсь, этот опыт позволит мне стать лучше и в профессиональном, и в человеческом плане и поможет при работе с другими пациентами».
Пол сказал, что сохранит это письмо.
– Я ведь мог на нее наброситься, повести себя грубо и сказать ей «Убирайтесь!» или «Я вас засужу!» А вместо этого я просто несколько недель подряд повторял: «Не хотите ли кофе? Не хотите ли кофе?»
Я улыбнулась, подумав, что девушка очень заблуждалась, называя Билли таким же, как все. Он был ярко пылающей кометой! Таких людей можно встретить раз в тысячелетие: они быстро приводят окружающих в изумление и навсегда остаются в их памяти. Я была рада, что она поработала с Билли и решила написать Полу.
Сразу после смерти Билли Пол получил еще одно письмо – на этот раз от владельцев дома, который он снимал. В письме говорилось, что дом решили продать и что Пол должен съехать в течение тридцати дней. Как и Мать-настоятельница.
– Они уверяли меня, что я смогу жить здесь всю жизнь, – сказал мне Пол. – И у меня не было причин им не доверять.
У Пола в запасе еще было время, чтобы съехать из полного воспоминаний о Билли дома и найти новое пристанище. Чтобы начать новую жизнь.
У сестры Пола был дом на Хосбон-авеню, и она переделала гараж в подобие квартиры. Я помогла Полу переехать, а он отдал мне красное платье от Виктора Косты, которое так любил Билли.
– Билли хотел, чтобы оно досталось тебе, – сказал Пол.
Он выглядел ужасно грустным. Я не могла понять, огорчает ли его то, что приходится втискивать свою жизнь в такое крохотное пространство, или ему совершенно все равно – ведь без Билли все утратило свой смысл.
Я и сама долгое время пребывала в каком-то бесчувственном состоянии, пытаясь отвлечь себя помощью окружающим. Нуждающихся вокруг было столько, что мне не хватило бы и всей жизни, чтобы помочь каждому.
В том числе я собирала пожертвования, чтобы оплатить свою поездку в Сан-Франциско на конференцию, посвященную СПИДу и социальной работе. Теперь делать это было легче, чем раньше, но ненамного. Если я обращалась за помощью в банк, то у меня спрашивали, сколько мне дали их конкуренты.
– Что ж, от них я получила триста двадцать пять долларов.
– Хорошо, тогда и я дам вам триста двадцать пять долларов, – говорил председатель банка.
А потом мне помогли компании вроде Turf Catering и Johnson’s Cleaners. Информацию о каждом пожертвовании я заносила в книгу учета, а жертвователям отправляла благодарственные открытки, в которых уверяла своих благодетелей в том, что они помогают спасать людские жизни. И сама в это верила. Хоть иногда мне и давали деньги, лишь бы отделаться.
23 июня я прибыла в гостиницу «Франсис Драк» в Сан-Франциско. Наконец-то у меня будет возможность обсудить насущные вопросы со знающими людьми! Тема конференции в 1993 году была следующей: «Наведение мостов: забота о специалистах, ухаживающих за больными». На входе в гостиницу мне выдали пакет. На нем было написано: «Дорогие коллеги! Добро пожаловать в Сан-Франциско!» У меня появились коллеги!
Весь день я общалась с разными людьми и слушала разные выступления в роскошных залах отеля. Под сверкающими люстрами велось много разговоров о международной конференции по вопросам СПИДа, которая совсем недавно завершилась в Берлине. Участники конференции в том числе делились друг с другом неутешительными предварительными результатами исследования, посвященного азидотимидину. Согласно полученным данным, этот препарат не продлевает жизнь бессимптомным ВИЧ-положительным людям. Я-то по-прежнему надеялась, что вскоре изобретут вакцину или откроют высокоэффективное лекарство, но собравшиеся посмеялись над моей наивностью. Мне ясно дали понять: до конца двадцатого века рассчитывать на появление вакцины бессмысленно. Лучшее, что мы можем сделать на данном этапе, – научиться справляться с бесконечным потоком потерь. Принять его как данность и сосредоточиться на профилактике.
Я думала, что вернусь в Хот-Спрингс с обнадеживающими новостями.
В какой-то момент ко мне подошел мужчина. Он был одним из главных организаторов конференции, и мне его внимание было лестно. Его очень заинтересовала моя деятельность в Арканзасе.
– Я устраиваю у себя в номере встречу, – сказал он. – Что-то вроде групповой дискуссии. К моему номеру прилегает конференц-зал. Мне бы очень хотелось поговорить о том, как нам стоит выстраивать дальнейшую совместную работу.
– О, спасибо, – сказала я. – Совместная работа пошла бы всем только на пользу. Одной мне приходится ой как непросто. И я отчаянно ищу помощи.
Он сказал, в каком номере остановился, и я пришла в назначенное время. Защелка была вывернута наружу, чтобы дверь не захлопывалась, и я подумала, что встреча уже началась. Я постучалась и вошла.
– Есть кто? – спросила я, мисс Профессионал.
Мужчина лежал на диване в халате. Халат был распахнут, и мужчина мастурбировал.
Я опустила глаза. И лишилась последних крошек надежды, которые еще оставались после дня плохих новостей.
С эксгибиционистами я сталкивалась с самого детства. Волей-неволей, но научилась унижать их так, чтобы не показывать, насколько униженной чувствую себя сама. «Такое я бы в приличном обществе не показывала» или «О боже, и это все, что у тебя есть?» Они начинали злиться и убегали прочь.
Но в тот вечер я была совершенно подавлена.
– И вы поступаете со мной так во время конференции по СПИДу? – произнесла я, и мужчина прикрылся. – Я только что потеряла лучшего друга. А до него потеряла всех, о ком заботилась. И знаю, что впереди меня ждет не меньше утрат. Я делаю все, чтобы пережить это и продолжить помогать людям. Но от потерь никуда не деться. Люди просто продолжают умирать. А вы решили сыграть со мной такую злую шутку.
Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, покинула номер и, на случай если он решит следовать за мной, пошла не туда, а в обратном направлении. Я дважды нажала кнопку вызова лифта, чтобы он поскорее приехал.
О случившемся я никому не рассказала. Это было слишком унизительно. В том числе иметь таких коллег.
Мы с Полом сидели в шезлонгах у меня в саду. У нас уже выработалась привычка подбадривать друг друга разговорами о Билли. На календаре был сентябрь 1993 года, и мы прожили без Билли четыре месяца. Со временем, когда вновь и вновь рассказываемые истории порядком поизносились, мы стали отшлифовывать воспоминания – припоминая шутки Билли и его особенно удачные выступления – и делали это до тех пор, пока не стирались все острые углы и истории не начинали действовать на нас успокаивающе.
Но в тот день мне было никак не пробиться сквозь стену скорби, выстроенную Полом.
– Наверное, я выгляжу жалким, – сказал он. – Мне не нравится мое жилье. Мне грустно, что Билли больше нет. И меня расстраивает все вокруг.
– Что ж, давай подумаем, что мы с этим можем сделать, – сказала я. – Начнем с первого пункта. Тебе не нравится жилье. Мне нужно немного проработать этот вопрос, и я позвоню тебе завтра.
Одна моя пожилая знакомая собиралась съезжать из дома на Моррисон-авеню, что неподалеку от бывшего дома Пола и Билли на Ок-Клифф. Я показала этот дом Полу. Миленькая кирпичная постройка 30-х годов с великолепным камином. За прихожей сразу же располагалась очень уютная гостиная.
– Как вам дом? – поинтересовалась моя знакомая у Пола.
– Он прекрасен, но, боюсь, такое жилье мне не по карману.
– Что ж, Бог шепнул мне, что Ему угодно, чтобы в этом доме жил ты.
Бог оказался лучшим риелтором, чем я. Хозяйка дома спросила, сколько Пол сейчас платит за жилье.
Пол снимал жилье у сестры, так что цена была более чем скромной. Пол назвал хозяке дома сумму, и она ответила:
– Столько же будете платить и мне.
Я посмотрела на Пола:
– Ну что, когда будешь переезжать?
Когда мы сели в машину, я рассмеялась:
– Что еще тебя печалит?
Мельба разложила игральные карты на столе, застеленном желтой клетчатой клеенкой.
– Тебя интересует Митч, – попыталась угадать она.
– Да.
