– Ну, если ты так говоришь, то, наверное, да, – неуверенно подтвердил Карл Фридрих.
– Значит мы ударим оружием химическим! – стукнул Таргус по столу.
//Курфюршество Шлезвиг, «Промзона», 13 февраля 1737 года//
– Всё готово? – Таргус указал на покрытые этилцеллюлозой герметичные бронзовые контейнеры.
– Да, Ваше Светлейшее Высокородие, – подтвердил начальник химического цеха Брант. – Клапаны проверены десятикратно, если везти осторожно, то никаких летальных неприятностей не случится.
– Никто, надеюсь, не помер при изготовлении этой партии? – спросил Таргус.
– Нет, Ваше Светлейшее Высокородие, – покачал головой Георг Брант. – На удивление, всё прошло без нежелательных происшествий.
– Чтобы никто не болтал о том, что мы произвели, хорошо? – Таргус посмотрел на него жёстким взглядом.
– Наши рты на замке без ключа, – высказался метафорой привычный к общению с Таргусом учёный. – Никто ничего не узнает.
– Вот и ладненько, – улыбнулся Таргус жизнерадостно. – Сегодня вечером прибудет группа из второй когорты первого легиона, с удостоверяющими документами. Передать им всю партию и забыть навсегда, что вы делали здесь что-то подобное.
– Будет исполнено, Ваше Светлейшее Высокородие, – заверил его Брант.
– У меня всё. Возвращайтесь к работе.
//Шведское королевство, Стокгольм, 21 февраля 1737 года//
– В честь дня рождения Его Светлейшего Высокородия… – прошептал Георг Мейзель и крутанул вентиль, после чего уронил бронзовый баллон в колодец.
Стояла глубокая безлунная ночь, как раз очень кстати для происходящей операции.
Стокгольм пил воду исключительно из колодцев, так как серьёзных рек рядом нет. Всего, согласно полученной от безымянного для Мейзеля агента информации, имелось шестьдесят шесть колодцев, ещё пять не функционируют последние два года. У них было всего пятьдесят пять баллонов, поэтому для закладки были выбраны самые популярные колодцы в городе, а в тот, который снабжает водой королевский дворец, расположенный на его территории, удостоился целых двух бронзовых баллонов.
Для маскировки баллоны окрашены текстурой «под камень», чтобы сверху их нельзя было разглядеть.
Мейзель, до которого довели конечную цель операции, считал, что это слишком жестоко по отношению к простым жителям, но обсуждать однозначные приказы в его полномочия не входило.
Ему было печально осознавать, что тысячи людей умрут от этого, но действительно, то, что позволили себе шведы, вело к куда более ужасающим последствиям, но в Шлезвиге.
Шлезвиг для бывшего охотника Георга Мейзеля стал почти родным домом, у него даже появилось своё жилье в Эгиде, небольшая двухкомнатная «квартира», как её назвал Его Светлейшего Высокородие наследник Карл Петер. Мебель, различная домашняя утварь, бронзовый санузел, отдалённо напоминающий тот, который он видел в лагере «Нёр», двуспальная кровать, два безумно дорогих персидских ковра, коими его одарил Карл Петер за успешные действия когорты разведки в Италии, керосиновые светильники – всё как дома у очень достойных людей. Правда, бывает он у себя в «квартире» не слишком часто, больше времени проводя в офицерской части казармы в тренировочном лагере «Нёр», где сейчас идёт подготовка новых легионеров…
Скрывшись с места свершившегося преступления, Георг Мейзель запрыгнул карету, собирающую исполнителей и спустя десяток минут уже ехал в направлении неприметного пляжа, где их ждал корабль в Киль.
//Курфюршество Шлезвиг, дворец Эйрис, 28 февраля 1737 года//
– Что ты сделал? – очень недовольный Карл Фридрих вошёл в кабинет Таргуса и уселся за стол перед ним.
Таргус в это время обедал, в столовой подавали жареную рыбу со средиземноморскими оливками. Он отложил столовые приборы и равнодушным взглядом посмотрел на «отца».
– Дай-ка всё припомнить… – поднял он вверх указательный палец. – С утра проснулся, посрал, привёл себя в порядок, потом написал несколько указов, вроде бы, два или три, для легионов, затем учил заместителя Зозим, Милу, нормальной латыни, а то она разговаривает на какой-то дерьмовой помеси греческого с вульгарным латинским, потом…
– Что ты сделал со шведами?! – Карлу Фридриху надоело слушать его распорядок дня. – Почему мне прислали уже десяток нот протеста?!
– А-а-а, ты про это… – Таргус вновь взялся за вилку и нож. – Ну, я же говорил, что отреагирую на их действия…
– Ульрика Элеонора мертва! – сообщил Карл Фридрих. – Четверть членов королевской канцелярии мертва! Ещё около шестидесяти человек из её состава находятся при смерти! В городе началась какая-то ужасная эпидемия! Никто не знает, как передаётся эта болезнь! Если она дойдёт до наших земель… Что ты натворил, сынок?!
– Не надо переживать, – попросил его Таргус. – Всё под контролем, никаких эпидемий нет. Не о чем волноваться.
– Объясни, – строго потребовал курфюрст.
Таргус устало вздохнул и вновь отложил столовые приборы, с сожалением посмотрев на оказавшуюся неожиданно вкусной рыбу.
– Зозим, сходи-ка осведомись о виде этой рыбы, – попросил Таргус свою ассистентку. – И пусть готовят её для меня почаще.
– Я жду объяснений! – начал закипать «отец».
Таргус же дождался, пока Зозим молча выйдет и только потом вновь поднял взгляд на Карла Фридриха.
– Эх, вот напридумываете себе проблем… – вздохнул он, а затем взял со стола статуэтку вставшего на дыбы чёрного коня, изготовленного из этилцеллюлозного пластика. – Если бы ты интересовался деталями производства нашего пластика, то узнал бы, что мы добавляем в этилцеллюлозу, из которой изготовлен этот конь, касторовое масло, для пластичности. Но у производства касторового масла, изготавливаемого из клещевины, есть побочный продукт, известный как рицин. Это такой белый порошок, хорошо растворяющийся в воде, без цвета и запаха. Он во многие тысячи раз более смертелен чем все яды, о которых ты только слышал. Маленькой крупицы достаточно, чтобы надёжно убить человека. И вот этот самый яд я поместил в колодцы Стокгольма. У нас такое коварное и масштабное дело провернуть очень сложно, так как вигилы и следственный комитет едят свой хлеб не напрасно да и водоснабжение потихоньку отказывается от колодцев, а в Эгиде и Александриненсбурге уже изначально будет центральное водоснабжение, но у шведов вполне сработало. В баллонах, лежащих на дне большей части городских колодцев, есть специальный клапан, который потихоньку выпускает воду с разбавленным в ней рицином. Когда закончится давление в баллонах и вода очистится, а это должно случиться через пару недель, «эпидемия» внезапно закончится, но я рассчитываю, что за это время умрёт примерно половина населения Стокгольма.
