Книга Дженнифер Морг - Чарлз Стросс

– Похоже, – говорит Биллингтон, описывая вокруг меня ленивый круг по палубе, – слухи о вашей находчивости не были преувеличены, мистер Говард.

Он холодно улыбается мне, а затем снова смотрит на палубу у своих ног, проверяя окруживший нас контур. Через несколько секунд он пропадает из виду. Я чувствую, как Рамона напрягает стянутые ремнями руки, и в следующий миг он входит в ее поле зрения. Еще два стоматологических кресла установлены бок о бок спинками друг к другу на том же возвышении в центре управления: у Биллингтона, наверное, крупная скидка на них на злодейском Амазоне. К сожалению, к ним привязаны мы с Рамоной – в окружении полусотни черных беретов, которые либо поглаживают автоматы, либо возятся с консолями. Эти черные береты все еще люди, не подпавшие под сомнительные чары Иоанны Тодт, но выведенные на полу человеческой кровью контуры зловеще мерцают под моим взглядом, усиленным резонатором Тиллингаста.

– Увы, пользы от вас уже никакой, – говорит Эллис, вновь появляясь передо мной.

Он снова улыбается, а его странные зрачки сжимаются щелочками. С ним что-то не так, но я не могу точно сказать, что именно: это не бездушный ужас вроде зомби-солдат, но и не обычный человек. Чего-то не хватает в нем, какого-то чувства самости.

– Очень жаль, – небрежным тоном добавляет он.

– Что ты собираешься с нами сделать? – спрашивает Рамона.

«Вот это ты зря спросила», – беззвучно говорю я, и сердце у меня сжимается.

«Отстань, обезьяныш. Пусть болтает! Пока он вещает, нас никто не пытает…»

– Что ж, это интересная задачка, – произносит Биллингтон и бросает взгляд через плечо на одного из прислужников у консолей. – Будьте добры, найдите Эйлин и поинтересуйтесь, почему она задерживается. Обычно расчет подчиненного не занимает у нее много времени. – Тот кивает и быстро уходит. – По логике ситуации, доминировавшей, прежде чем я затопил «Мабузе», мне следовало бы вас пытать или бросить в бассейн с голодными пираньями. К счастью для вас, гейс-поле должно было уже окончательно рассеяться, а пираньи, вопреки фольклору, не слишком любят человеческое мясо. – Он снова улыбается. – Раньше я хотел проявить милосердие: всегда можно найти место для умного молодого менеджера в отделе контроля качества, к примеру… – Я вздрагиваю и всерьез думаю, что бассейн с пираньями, наверное, лучшая альтернатива. – Или для красивой девушки ваших дарований. – Улыбка сползает с его лица, как маскировочная сетка с дула орудия. – Но потом я узнал, что тебя, – он указывает пальцем на Рамону, – прислали сюда, чтобы меня убить, а тебя, – костлявый палец нацеливается на меня, – в качестве диверсанта!

Он злобно шипит, глядя на меня.

– Диверсанта? – Я моргаю и стараюсь изобразить удивление. В любой непонятной ситуации – ври напропалую. – О чем вы?

Биллингтон указывает на огромное окно, отделяющее центр управления от шахты.

– Смотри!

На стальных тросах висит титановая конструкция, сжимающая почерневший цилиндр со скошенным концом – ДЖЕННИФЕР МОРГ Два, хтонианское оружие. Корпус покрывают геометрические узоры с извивами и узелками, похожими на сучки на дереве. Отсюда артефакт больше похож на гигантского окаменевшего червя, чем на буровую машину. Он неподвижен, словно уснул или умер, но… Я не уверен. Резонатор Тиллингаста позволяет мне замечать детали, которые бы иначе укрылись от человеческого взгляда, и от этой махины у меня идет мороз по коже, будто она не жива, не мертва, и даже не немертва, а вообще в другом состоянии; будто она ждет в тени и равнодушна к вопросам жизни и смерти, как каменный астероид, целую вечность летевший в ледяной пустоте космоса, чтобы ворваться в литосферу планеты, окутанной хрупкой сине-зеленой оболочкой экосистемы. От одного взгляда на артефакт мне становится не по себе и кажется, что все человечество вот-вот спишут в сопутствующие разрушения при проведении военной операции.

– Ваши хозяева хотят помешать мне ему помочь, – объясняет Биллингтон. – И он очень недоволен. Тысячи лет он провел в ловушке, на пустынном плато в разреженной и холодной тьме. Не мог пошевелиться. Не мог исцелиться. Не мог даже воскреснуть.

С днища бурильной платформы тянутся вниз шланги, которые впиваются в шкуру хтонианского артефакта, словно внутривенные катетеры. Я моргаю и перевожу взгляд на Биллингтона. «Он с ума сошел, – говорю я себе с нарастающим ужасом. – Обезумел».

«Ты это только сейчас понял? – спрашивает Рамона. – А я-то была уверена, что ты быстро соображаешь».

Несмотря на сарказм, я чувствую ее холодный страх. Думаю, кое-что она знала, но не представляла себе реальных масштабов безумия Биллингтона.

– Я всё знаю про ваших хозяев, – добавляет тот, глядя на Рамону.

Он не слышит нашего беззвучного разговора, не чувствует, как она пытается разорвать ремни, и не замечает, как я прикидываю силовые параметры контура, в который он нас посадил, – он просто хочет поговорить, хочет, чтобы его выслушали и поняли дьявольские искушения, которые не дают ему спать по ночам.

– Я знаю, как они хотят им воспользоваться. Прислали тебя ко мне, надеялись разменять хорошее орудие на лучшее. Но он – не орудие! Он – киборг, бог-воин, пожиратель душ и творец землетрясений, рожденный с единой целью великими силами верхней мантии. Его гейс требует, чтобы он вернулся к святой войне против водных тварей, как только его тело восстановится настолько, чтобы он смог в него вернуться. А наша природа требует, чтобы в высшем проявлении своего предназначения мы покорились его воле и бросили все свои силы на эту славную войну.

Биллингтон резко разворачивается и экзальтированно отдает честь висящей в титановой колыбели твари. Он переходит на крик:

– Он требует покорности, и мы должны покориться! В подчинении слава! В преданности цели! – Биллингтон вскидывает сжатый кулак. – Глубинный бог повелевает восстановить его тело во всем его ужасном блеске! И вы мне поможете! Будет и от вас прок!

Мне в лицо прилетают брызги слюны. Я дергаюсь, но ничего не могу поделать – ни пошевелиться, ни съязвить. Не стоит бесить сумасшедшего. Во мне зреет холодная уверенность на грани ужаса – в течение следующих нескольких минут он убьет одного из нас.

– Как он говорит с вами? – спрашивает Рамона, и только легкая дрожь в голосе выдает, что ладони у нее мокрые, а сердце стучит, как барабан.