– Нет, не так, – спохватился Кадиш. – Я буду ждать. Буду вместе с тобой ждать, когда Пато вернется домой.
– Тебя – вот кого надо спасать. Только я на это больше не способна, так что извини.
– Мне правда без тебя не справиться.
– Очень жаль, – сказала Лилиан, – потому что принять тебя назад я не могу.
– Умоляю тебя, если на то пошло.
– «Если на то пошло»! Если бы ты мучился по-настоящему, ты бы давно молил о помощи. А у тебя мольба отложена на крайний случай. И так всегда: если вкладываться, так по малости, с минимальными ставками.
– Раз так, умоляю тебя.
– Не надо. От меня уже ничего не зависит. Пока ты ходил к раввину, я нашла священника.
– Теперь все зависит от священника? – спросил Кадиш. – Священник решает, что и как делать? Не знаю, чьему поступку больше удивляться – моему или твоему.
– Если посмотреть на оба, то удивляться нечему. У нас с тобой во всем разброд. На что ты рассчитывал, когда приплелся сюда и сказал, что готов принять мою точку зрения? Ты опоздал. Я приняла твою.
– Ты говоришь о Пато?
– Боже упаси! Я говорю о деньгах, Кадиш. Если ты и правда хочешь ждать, когда придет Пато, я приму тебя сию секунду. Но теперь это будет стоить денег – такое у меня условие. За то, чтобы войти в этот дом, надо заплатить. Жить здесь бесплатно больше не получится.
– У меня нет ни гроша, – сказал Кадиш. – И взять денег неоткуда.
– Какая жалость.
– И это все, что ты можешь сказать? – спросил Кадиш.
– Сколько лет я в тебя верила, Кадиш? Верила в твои планы, твои посулы разбогатеть в два счета? Сколько лет я выслушивала, как ты бахвалишься, твое «дай-подай» и «все будет путем»? Я тебе во всем помогала, заставляла себя верить тебе, даже когда в глубине души не верила. Теперь твой черед. Иди искать клад, Кадиш. Но денег за то, что ты собьешь имя с одного надгробия, не хватит. Тебе придется сбить имена со всех, какие ни есть, надгробий на кладбище – вот сколько нужно денег, чтобы вернуть Пато.
– Но что я могу сделать, – спросил Кадиш, разводя руками, – в таком виде?
– Если речь идет о жизни и смерти, твоей или Пато, наверняка сможешь.
– Прошу тебя, Лилиан. Это же безумие.
– Отлично, – сказала она. – А ты ходячее безумие, вот ты кто. Среди твоих бесчисленных планов – все как один беспроигрышные! – неужели не найдется еще какая-нибудь разводка! Иди к своим бандитам, поговори со своими корешами. Благословляю тебя. Разыщи всех подонков, от которых я умоляла тебя держаться подальше с первого дня нашего брака! Что ты так засмущался? – И она скрылась в недрах квартиры. А Кадиш остался стоять где стоял. Лилиан вернулась с листом бумаги. – Новым носом на сей раз не отделаться, – сказала она и сунула лист ему в руку. – Действуй, Кадиш. Все средства хороши. Но чтобы на этот раз ты добился успеха.
Кадиш взглянул на цифру. И обомлел.
– Ты же любишь делать дела именно так, – сказала Лилиан. – Написать сумму на бумаге.
За докторским забором два пса натянули поводки – им не терпелось кинуться на Кадиша. День клонился к вечеру, но было еще светло, и Кадиш разглядел доктора – он был в домашнем халате на голое тело. Туфли явно надел наспех, шнурки не завязаны, языки болтаются.
– Что вас ко мне привело – не иначе как оголодали? – спросил доктор. – Если так, укусите себя за задницу, вот и утолите голод.
– До моей задницы не так просто добраться, желающих много – придется постоять в очереди. – И Кадиш показал на псов. Те тотчас вздыбились, как лошади, стали когтить воздух передними лапами. Доктор обмотал поводки покрепче и, упершись в землю, потянул на себя.
– С каких пор вы завели сторожевых псов? – спросил Кадиш.
– Скажем так – дела сильно ухудшились.
– И у меня, – сказал Кадиш, – примерно то же.
Доктор рванул поводки, и псы, как и положено обученным псам, вмиг уселись по обе стороны от хозяина и застыли точно изваянные из камня.
– Хотел их арендовать, – объяснил доктор. – Но собак в аренду не дают. В итоге я к ним привязался. – Пес слева от доктора поднял голову – она лежала на лапах – и уставился на хозяина. Хозяин проследил за взглядом собаки и завязал пояс халата. Собака фыркнула и снова положила голову на лапы. – Преданность – великая штука, – заключил доктор. – Но махать перед ними своим хозяйством не стоит.
– Вы поэтому не зовете меня в дом?
– Думаете, боюсь, что вы откусите мой пенис?
– Думаю, вы не доверяете даже тем, кому доверяете.
– Познань, у меня от вас головная боль. Разгадывать ваши загадки я не намерен. Домой я вас не позвал, потому что мне это даже в голову не пришло. А вот спустить на вас псов или нет – над этим стоит подумать. Раньше я мог бы вызвать полицию и отделаться от вас раз и навсегда, но мне это недоступно: я больше не добропорядочный гражданин. Глядишь, они загребут нас обоих.
– Если бы вы каждый раз не норовили меня отфутболить и не вели себя со мной так грубо, я бы просто усомнился в искренности вашей любви. И я очень это ценю, доктор. Для пары отщепенцев мы с вами – просто чудесный дуэт.
– Во-первых, – возразил доктор, – это вы отщепенец. Я просто оступился. Чувствуете разницу? А разница большая. Суть в том, что в прошлом я кое-чего добился. И этого у меня не отнимешь. – Доктор воздел руки, собаки тут же вскочили, вызверились на Кадиша. – Во-вторых, Познань, у вас жуткий вид. У вас, если пользоваться медицинским жаргоном, налицо явное ухудшение. Вам охота встать со мной на одну доску? Попробуйте. Сумасшедший всегда считает, что между ним и объектом его маниакального наваждения есть глубокая связь. В этом его сумасшествие и заключается. Вы заявляетесь ко мне, подкарауливаете меня, кружите около моей работы – все это ни к чему. Я бы предпочел, чтобы вы вернули на надгробие имя Беззубого, и я был бы хирургом, сыном шлюхи, – это лучше, чем быть хирургом, который якшается с сыном шлюхи.
– Теперь у меня от вас головная боль, – заметил Кадиш. Доктор пропустил его слова мимо ушей, и Кадишу стало не по себе: о такого масштаба услуге он собрался просить. – Даже раввин меня принял, – сказал Кадиш. Он хвастливо распахнул пиджак. Блеснула подкладка. – Раввин позволил мне переночевать у него. Дал мне костюм.
– Значит, есть кто-то еще, кто вас любит, Познань. Вот к нему и идите.
– В трудный час к вам я могу обратиться в последнюю очередь, сам знаю, – сказал Кадиш.
Доктор кивнул.
– Делаю это только из-за носа. Если бы я мог пригласить нос отдельно, а вас оставить за воротами, я бы так и сделал.
Он отпер ворота, снял с собак ошейники, провел Кадиша через внутренний дворик позади дома, и они оказались в обитой деревом берлоге. Там был расставлен ломберный столик, на нем – колода испанских карт, они были сданы на четверых, и Кадиш подумал: не прервал ли он игру. В камине был разведен огонь, туда явно только что положили бревна, на кожаном диване обложкой вверх лежала книга, из подушек сбоку выглядывал транзисторный приемник.
