— Я понял, уже еду.
Посмотрел на меня глазами, полными паники, а я молчала, ожидая его слов как приговора.
— У Тимки температура. Ты со мной?
Под его взглядом пришлось попятиться назад.
— Ты со мной?! – С угрозой в голосе наступал он, приближаясь.
— Игорь, я не могу. – Прошептала, едва дыша, но я, и правда, не могла поехать. Умереть была готова от осознания того, что сейчас происходит, но не могла. На глазах слёзы, в горле непроходимый ком, а непослушные губы твердят одно и то же.
— В п***у! Оставайся! – Словно выплюнув эти слова, он развернулся к своей машине, которая стояла в нескольких метрах от нас и та с визгом шин тронулась с места.
Вот сейчас я думала: лучше бы он меня ударил, убил прямо здесь, только бы так не мучиться, не видеть его осуждающего, полного ненависти взгляда. Он мог мне простить себя, но не готов был простить детей. И был прав, я и сама себя осуждала за слабость, поэтому молча развернулась и под отведёнными в сторону взглядами охраны, побрела к машине.
— Оксана Владимировна, в клинику?
— Да. – Не особо вдаваясь в смысл сказанного, отозвалась я, глядя в одну точку.
В клинику я ездила часто: не отпускали послеродовые проблемы. Не смотря на то, что я принимала все назначенные лекарства и соблюдала рекомендации, грудь периодически набухала и воспалялась, поэтому требовала врачебного контроля. Сегодня мне туда ехать не хотелось, хотя грудь ещё со вчерашнего вечера горела и местами покраснела, но раз уж привезли, схожу. Не вглядываясь в лица проходящих мимо людей, я, еле передвигая ноги, шла в знакомый кабинет. Осмотр прошёл как всегда, рекомендации остались теми же, и уже спустя пятнадцать минут я шла в обратном направлении. Не знаю почему, но взглядом зацепилась за маленького мальчика, который сидел на руках у матери и что-то неразборчиво лепетал, он мне улыбнулся и я увидела серые глаза, совсем как у моей Алисы, улыбнулась в ответ. А когда подняла взгляд на женщину, моя улыбка сползла с лица.
— Вероника? – Неуверенно прошептала я, пытаясь разглядеть в молодой женщине с ребёнком старую знакомую.
— Здравствуйте, Оксана Владимировна. – Пряча взгляд улыбнулась она, тут же нервно потрепала малыша по голове и встрепенулась, глядя на меня затравленными глазами.
Всё было понятно без слов. Два года назад Вероника уволилась от Андрея по непонятным причинам, а сейчас на её коленях сидит маленький мальчик, с огромными серыми глазами. Его сын.
— Оксана, вы всё неправильно поняли. – Поспешила оправдаться она, но я остановила её жестом руки.
— Я всё поняла. Не понимаю только почему Андрей ничего не знает.
Присела рядом, протянула малышу руку, которую тот с радостью принялся теребить.
— Не знает, значит, не захотел знать. – Невесело отозвалась она и отвернулась в сторону, а вот малыш наоборот, с удовольствием меня разглядывал.
— Эй, привет, – протянула я ему два пальца другой руки, предлагая рукопожатие, – как тебя зовут?
— Татоса. – Ответил мальчишка и засиял улыбкой.
— А я тётя Оксана. Будем дружить?
Но ответить Антону не дала мама, одёрнула его и отвернула в другую сторону.
— Оксана Владимировна, не нужно.
— Не нужно что?
— Вот этого. Всего. Я не хочу, чтобы кто-то узнал и была бы вам очень благодарна…
— Сплетни никогда не были моим талантом. – Перебила Веронику я и поманила ребёнка к себе. Антон вопрошающе посмотрел на маму и, не дождавшись категорического запрета, перебрался на мои колени.
— Не нужно, он вас испачкает.
Отозвалась она с горечью в голосе. Вздохнула. И я узнала это состояние: полу страх, полу паника.
— Ну и что? – Улыбнулась, а в душе грусть от понимания того, что Тимка сейчас не со мной.
— Не говорите ничего Андрею! – Резко выдала она, собравшись с силами.
— Не скажу. Но хочу, чтобы ты сама сказала.
— Но…
— Это нужно в первую очередь ребёнку.
— Оксана Вл…
— Просто Оксана.
— Хорошо, Оксана, я… я не думаю, что ему нужен ребёнок… от меня. – Ломая пальцы добавила девушка и опустила взгляд.
— Ты можешь сказать, что у вас произошло?
— Служебный роман. – Горько усмехнулась она и снова погладила сына по головке. Знаю, это как защитный маневр, когда мы прячемся за ребёнком, маскируя это лаской.
— Я не о том. Почему ты уехала? Ведь есть причина.
— Не хочу об этом, да и место такое…
— Дело не в месте. Дело в тебе и в твоей обиде на него. Он ведь обидел?
— Если считать обидой слова о том, что так больше не может продолжаться, то да. Обидел.
— И это всё?
— Не всё, но больше я сказать не хочу.
— Но ведь уволилась ты сама, я точно знаю.
— Оксана, а вот вы бы стали унижаться? Когда вам говорят, что уже всё, конец, вы бы стали навязываться?
Укол совести взыграл пуще прежнего, я ведь навязываюсь. Понимаю, что отпустить должна, если люблю. Но не могу. Всех измучила.
— Мне и говорить этого не нужно. – Улыбнулась я, не углубляясь в подробности.
— Вот и всё.
— Но ребёнок… кстати, почему вы здесь?
Я глянула на табличку кабинета, под которым мы сидели. Детский кардиолог.
— У нас проблемы. Антош, иди к маме. – Недовольно поджала губы Вероника и перетянула ребёнка обратно.
— Я могу помочь?
Нервная улыбка выдала её с головой. Девушка шумно сглотнула и ничего не ответила, а когда верь распахнулась и медсестра назвала её фамилию, облегчённо вздохнула и подскочила на месте.
— Я иду с вами. – Решительно заявила я и, не принимая никаких возражений вошла в кабинет, прикрывая за собой дверь.
Всё то, что услышала в кабинете врача, мы потом не обсуждали, я просто попросила остановиться водителя у банка, а вышла оттуда с нужной суммой денег. После мы отвезли Веронику с Антоном в общежитие от клиники и единственное, о чём я просила её в тот момент, так это сообщить Андрею. Она обещала подумать, а мне было просто жаль ещё две разбитые жизни.
После я долго гуляла по заснеженному парку, вдыхая первые ароматы поздней весны. Сообщение о том, что температуру Тимке сбили и сейчас его состояние нормализовалось, получила ближе к десяти часам вечера и только после этого, не сдерживая облегчённого вздоха, смогла закрыть глаза и провалилась в глубокий сон. На следующее утро получила заказное письмо, в конверте рисунок Алисы, с подписью: «Мама, папа, я и маленький Тимка». Весь день прошёл если не в слезах, то в тихих всхлипываниях, с каждым разом становится всё хуже. А через месяц состоялось первое заседание суда.
