Малена и половины из них не знала.
Давид вычистил из-под центральной плиты всю грязь, осторожно очистил ее со всех сторон…
– Мне кажется, что щели здесь пошире, – пригляделся он.
– А если что-то типа рычага?
Давид покачал головой:
– Нет. Не вставишь.
– Почему?
– Узко очень.
– А если плиту приподнять? Может, соседние надо ощупать?
– Давай попробуем, – согласился Давид.
Матильда прошлась по бывшей церкви, рассуждая вслух.
– Итак. Булочников тут днями не просиживал и не мог быть уверен, что на тайник никто не натолкнется.
– С другой стороны, если тайник есть, в него должно быть достаточно легко попасть. Ты же старые фото видела?
Видела.
Еще черно-белые, совсем ветхие, и там был виден и сам Булочников, здоровущий мужчина, так и хочется сказать – купчина, матерущий, похожий на медведя, вставшего на дыбки… и такой будет ковырять стены? Или полы?
Нет. Булочников если устраивал тайник, то подойти туда можно было со всем комфортом и уютом, это уж однозначно. А то…
Матильда аж зажмурилась. Так и представились ей сотрудники Сбербанка:
«Граждане олигархи, у нас сегодня день Индианы Джонса. Хотите забрать денежку из сейфа? Проползите триста метров по грязи, проплывите стометровку с крокодилами, пройдите по бревну над пропастью…»
Народ бы такое удовольствие получил…
– Если легко попасть, это должно быть что-то такое… что не тронут при мытье полов, стен, ремонте… икона? Она вешается. Кадило? Не, иногда может не быть времени все это барахло поснимать…
– Думаешь, Булочников это предусмотрел? – усомнился Давид.
– Уверена, – кивнула Малена. – Мы же об этом думаем, и… я не верю, что не было звоночков.
– Согласен. Умные люди, небось, еще после русско-японской поняли, к чему дело тянется. Да сразу после Ходынки…
– Может, и не сразу, но постепенно дело стало проясняться.
Давид кивнул.
Это не объяснишь тем, кто живет в благополучной стране. Но если ты каждую минуту ждешь подвоха, подставы, подлости, неважно, от людей, от государства, – привыкаешь видеть пакости везде. Так опытный моряк уверен, что будет шторм, а по чему он это определил? По птицам? По рыбам? Да разве это важно? Есть оно, и свербит, и покусывает, и заставляет принимать к ветру и убирать паруса.
Матильда даже не сомневалась, что Булочников, волчара травленый, должен был что-то такое предвидеть. Своим умом и горбом пробивался, сам все выгрызал, такие хвостом опасность чуять должны, спинным мозгом ее ощущать. Не мог он не оставить для себя схронов, заначек… и на смерть бы просто так не остался. Но – вот.
Что есть в церкви такого, что никто не будет без особой надобности двигать с места? Чтобы прийти, в три минуты сдвинуть плиту, скользнуть в лаз и закрыть его за собой?
Что?
– А ты уверена, что это искомое – здесь? – вдруг прищурился Давид.
– А где?
– Да в притворе наверняка. Влететь в церковь, закрыть входную дверь, нажать рычаг – и вперед, спасаться от погони.
Они с Маленой переглянулись и помчались в притвор, а ныне прихожую. Даже со скамеечками вдоль стен, кстати говоря. Надо же где-то ждать людям?
– Двери старые еще. С них только кресты и всю символику убрали, – заметил Давид.
– Допустим. Попробуешь?
Давид провел рукой по двери.
– Хорошо. Вот я убегаю, захлопнул дверь, заложил засов… – Он говорил медленно, параллельно с этим выполняя означенные действия. – Теперь мне надо нажать потайной рычаг… где?
Рядом. Где-то рядом, Малена вела пальцами по плиткам, которыми был выложен притвор. Мелкие, синие, зеленые, красивая мозаика, но совершенно не религиозная, вообще никакой тематики, просто ряды выложены. Неудивительно, что ее даже большевики оставили.
Матильда об этом точно знала, бабушка рассказывала.
Нажать на плитку?
Глупо, скорее, надо что-то поддеть, открыть… как?
Фонарик, лупа…
– Здесь реставрационных работ и не было никогда, – покачал головой Давид. – Как перегородки сделали, так и оставили. Я читал…
А к чему тут такие работы?
Купол убрать, перегородки, чуть ли не из фанеры, – налепить, а реставрировать… а надо ли?
В советские времена как-то руки не доходили, надо коммунизм строить, а при капитализме и денег не нашлось. Вот и осталось все, как в храме было, разве что фрески пообкалывали и замазали.
Ряд синих плиток, зеленых, еще синих, еще зеленых, красный… и рука сама тянется именно к нему. Не пропустишь, не ткнешь в другой ряд. И опять синий, зеленый, синий, зеленый…
Почему же раньше никто не думал?
Фонарик, отвертка, которой можно поковырять раствор, лупа…
Час, второй, третий…
И наконец одна из плиток чем-то привлекает внимание молодых людей. Внешне она ничем не выделяется из общей массы, но… или она чуток выступает? Или оттенок не совсем такой, или…
Раствор крошится под отверткой.
Поддевается плитка, небольшая, размером с детскую ладошку, потом соседняя, и под третьей плиткой находится ОНО.
Как выглядит старинный рычаг?
Это не красная кнопка в чемоданчике, тут все намного проще и грубее. Это и есть рычаг. Небольшой, длиной с палец и толщиной в три пальца. А вот что с ним делать? Поднять? Опустить?
Давид и Малена переглянулись.
Одно дело – теоретизировать, другое – вот так наткнуться на нечто… непонятное. Но явно подтверждающее догадки.
– Полезем? Нажмем?
Давид покачал головой:
– Нет, Малена.
– Почему?
– Потому что сейчас я звоню отцу. Кладоискательство – замечательное занятие, но у меня еще свадьба впереди. Хочу, чтобы и я, и моя невеста на ней присутствовали в полном комплекте.
Малена надула губки.
– Ну хоть подергать?
Давид не выдержал, рассмеялся и покачал головой.
– А если мы неправильно вычислили ход мыслей Булочникова? Или ход здесь? Или там есть ловушка… ты бы ее оставила?
– Однозначно.
– Вот. Не считаем предков глупее нас и звоним отцу. Пусть специалисты приезжают, а он выкупает эту станцию, и вперед. Будем тут хоть сутки копаться.
Малена утвердительно кивнула головой. Может, она и была разочарована, но… знаете, у нас тут не Египет, у нас хуже. В Египте хоть кто-то уходил живым, оттуда и сплетни про проклятие фараонов. А у нас сплетен про царские проклятия нет.
