Она взглянула на Цайяня. За все это время он не произнес ни слова. Где-то глубоко в ней жила глупая надежда, что сейчас он заговорит и предложит наилучшее решение. Но такого решения не существовало. Ее люди сделали свой выбор.
Что такое власть? Раньше Хэсина думала, что это нож, занесенный ее рукой или чьей-то еще – от ее имени. Теперь она понимала: это не то и не другое. Иметь власть значило уметь отдавать. Уметь забрать окровавленный нож из тысячи дрожащих рук и оставить его себе.
– Тишина.
Придворные замолчали.
Слова легко приходили ей в голову, словно она давным-давно подготовила эту речь. Возможно, так оно и было. В конце концов, именно для этого она высидела столько уроков по искусству управления государством. Правда, ни один из них не готовил Хэсину к тому, что принятое решение будет разрывать ее изнутри.
– Завтра… – Ее голос надломился, и она начала заново. – Завтра мы покажем людям, что я жива и здорова. Я объеду город. Процессия отправится с террас и вернется туда же, и тогда я зачитаю свой королевский указ. Я…
Ее горло словно оказалось в желудке, а желудок в горле, в то время как сердце застряло где-то между ними, отчаянно пытаясь выбраться наружу.
– Я объявлю, что по всей столице начнется всеобщая проверка, которую будут проводить придворные стражи и никто кроме них. Они обойдут квартал за кварталом, улицу за улицей и потребуют, чтобы каждый человек порезал себе руку и показал кровь. Представители магистратов и отобранные мной официальные представители будут следить за тем, чтобы проверили каждого жителя столицы и чтобы это было сделано честно и справедливо. Всех пророков, которые будут найдены в ходе проверки, необходимо отвести…
Только не в дворцовые подземелья, только не после того, что там произошло.
…в бараки городских стражей, – закончила она, – где они будут ждать дальнейшего разбирательства.
– Смерти от тысячи порезов? – спросил кто-то из придворных.
Ей нужно было успокоить людей и выиграть время.
– Нам нужно узнать общее число пророков, прежде чем принимать дальнейшие решения, – произнесла Хэсина, так и не успев придумать подходящую аргументацию.
К ее удивлению, ей на помощь пришел Цайянь.
– Если это число окажется большим, – проговорил он каким-то хриплым, не своим голосом, – мы не сможем провести массовые казни.
Придворные возмутились, что отказ от казней противоречит заветам «Постулатов».
Цайянь заговорил снова. Слова, которые он произносил, казались шероховатыми и напряженными.
– Все провинции наблюдают за тем, что происходит в столице. Если мы сообщим, что пророки составляют десять, пятнадцать, двадцать процентов населения – в разы больше, чем мы могли предположить, – королевство погрузится в хаос. На нас нападут кендийцы, а отряды народного ополчения не смогут вести войну на два фронта. – Он посмотрел на Хэсину. Выражение его карих глаз было невозможно прочитать. – Королева права. Мы примем решение о том, что делать с пророками, после того, как выясним точное их количество.
Возражения затихли и перешли в перешептывания.
– Если вы не согласны, говорите сейчас, – приказала Хэсина.
Один из министров вышел вперед.
– На это понадобится время…
К нему подошел еще один.
– Это потребует затрат…
Третий министр стал слева от них.
– Но это остановит хаос. Люди перестанут нападать друг на друга.
Внезапно со всех сторон стали доноситься слова поддержки.
– Это восстановит порядок.
– Если проверят каждого, больше не будет поводов для ссор и драк, в которых погибают люди.
– Придворные стражи смогут взять ситуацию под контроль.
– Хорошо. – Хэсина поднялась. Это была ужасная ошибка. Цайянь подхватил ее под руку, когда она покачнулась. – Значит, все решено, – проговорила она сквозь зубы, пытаясь не закричать от боли. – Старший секретарь, подготовьте завтрашний маршрут и выберите носильщиков для паланкина.
– Будет сделано, дянься.
Она сорвет маски с пророков и сгонит их в бараки, дав простым людям половину того, чего они хотят. Но настоящая проверка начнется потом. Сможет ли она обратить века ненависти вспять и превратить этот город в безопасный приют, прежде чем он станет могильником?
Или она станет убийцей – точно так же, как ее отец?
Двадцать пять
Воспитывайте свой народ как собственных детей.
ПЕРВЫЙ из ОДИННАДЦАТИ о правленииЛюди могут ступить на неверный путь, если их сбить с толку, но их сердца останутся чисты.
ВТОРОЙ из ОДИННАДЦАТИ о правленииКогда министры потянулись к выходу, на плечи Хэсины обрушился вес решения, которое она приняла.
У нее не оставалось выбора. Они пришли к неразрешимому противоречию. Ее идеалы столкнулись с убеждениями людей, и теперь одной стороне нужно было уступить, чтобы избежать новых жертв. Однако мысль о том, что ей предстояло сделать, душила ее. Лишь когда Цайянь довел ее до лазарета и развернулся, чтобы уйти, Хэсина поняла, что за всю дорогу он не сказал ей ни слова.
– Подожди.
Она схватила Цайяня за правую руку, и он поморщился. Хэсина застыла. Он попытался вырваться, но не успел. Она приподняла его рукав и вздрогнула при виде его кожи – вздувшейся, покрытой черными и фиолетовыми синяками и красными пятнами. Как будто что-то тяжелое упало на него и раздробило ему кость.
Цайянь зашелся лающим кашлем, и она отпустила его руку. Все его тело тряслось, и ему пришлось схватиться за резное изголовье кровати, чтобы не упасть.
Вот почему Цайянь казался таким напряженным во время собрания. Вот почему не приходил к ней все это время. Вот почему хотел быстрее сбежать.
Причина скрывалась в его израненной руке.
– Посмотри на меня, – прошептала она.
Цайянь пригладил рукав. Поправил парчовую манжету. Хэсина уже хотела повторить свой приказ, когда он, наконец, поднял голову.
– Ты ведь был там, да? – прошептала она. – Сразу после взрыва?
Цайянь молчал.
Видимо, он прибежал одним из первых. Он дышал дымом и пеплом, стараясь спасти ее в то время, как вокруг него рушились стены тюрьмы.
Он подверг себя опасности.
Голос Хэсины дрожал, и она ничего не могла с этим сделать.
– Как ты узнал…
– Вы обещали, что не будете ставить свое правление под угрозу.
Ее передернуло от боли, но она взяла себя в руки.
– Ты не должен был рисковать собой. Не должен был действовать в одиночку.
