— Как это? — не понял Грызун.
— Смотри, — сказал монах и взяв небольшое птичье пёрышко, простёр руку над очагом. Когда он отпустил перо, то оно сперва подлетело вверх, а потом плавно опустилось на горячие угли, где, вспыхнув, мгновенно сгорело.
— И чего?.. — озадаченно посмотрел на монаха Грызун.
— Воздух горячий, — пояснил тот, — когда нагревается, идёт вверх. Поэтому перо сначала и взлетело. Я нагрел стакан. Воздух из него вышел. Потом я перевернул стакан и поставил его в тарелку. Вместо ушедшего воздуха в стакан пришло вино. Вот и всё…
Грызун озадаченно кашлянул и, хмыкнув, произнёс:
— Вот зараза! Так просто… Я это запомню. Пригодится…
— Ну, а ты-то как собирался пари выигрывать? — поинтересовался Дворянчик.
— Да ладно, — попробовал увильнуть от ответа Грызун, — чего уж теперь-то?
— Давай, колись! — засмеялся Цыган, — всё равно с нами этот случай уже не прокатит. Мы теперь, по крайней мере, один способ уже знаем, как это пари выиграть.
— Да… через соломинку хотел вино высасывать и в стакан сливать, — помявшись, нехотя ответил Грызун.
— По сути, ты бы делал то же самое, что и монах, — ухмыльнулся я, — заполнял вином высосанный воздух. Так что — всё честно. Пари ты проиграл. И с этого момента поступаешь в услужение нашего гостя. Но только в свободное от службы и обучения время, — предупреждающе добавил я.
Тяжело вздохнув, Грызун повернулся к Дзюсаю:
— Ну, говори, чего делать-то?
Дзюсай приподнял стакан, стоявший до сих пор в тарелке. С тихим хлопком из него обратно в тарелку выплеснулось вино.
— Надо помыть, — улыбнувшись, сказал монах.
Грызун молча взял со стола посуду и вышел на двор. Протерев там всё снегом, он вернулся обратно, поставил тарелку и стакан на полку и повернулся к монаху в ожидании следующего задания. Тот покачал головой и сказал:
— Спасибо. Больше ничего не надо. Ты свободен.
— В смысле? — не понял Грызун.
— Совсем, — пояснил монах, — ты свой долг исполнил.
Мы все озадаченно переглянулись. Видя наше общее недоумение, Дзюсай продолжил:
— Я только хотел показать, что не стоит всегда надеяться только на свою силу. Любую: силу тела, силу ума или силу духа. Всегда можно встретить другого человека, обладающего ещё большей силой, чем вы. И поэтому нужно быть всегда готовым не только к победе, но и к поражению. Чтобы встретить его с достойным лицом. Это помогает легче переносить удары судьбы… Помните об этом!
Прошёл месяц с тех пор, как монах Дзюсай поселился у нас. Он уже почти выздоровел, но был ещё слаб после перенесённой болезни. Едва только он начал ходить, как тут же принялся дважды в день, утром и вечером, исполнять какой-то плавный, протяжный танец, порой напоминавший мне движения человека, бьющегося без оружия, а порой — различных животных и птиц. Когда я поинтересовался, чем это он занимается, монах ответил мне, что это такие специальные движения, которые укрепляют и восстанавливают тело человека и какую-то там его внутреннюю энергию. Якобы, чем сильнее эта энергия, тем здоровее человек. Я из всего сказанного понял только то, что это поможет его выздоровлению. Ну, а коли так, решил я, то и пускай себе танцует.
Но ещё больше всех нас поразило, когда он однажды вечером вытащил из маленького деревянного пенала, который мы нашли в его мешке, те самые непонятные иглы и начал их в себя втыкать.
У Одуванчика, первым увидевшего столь поразительное действо, глаза полезли на лоб от изумления.
— Ты чего это делаешь!? — потрясённо завопил он, — Мы его тут лечим, понимаешь, а он иглами в себя тычет! Помереть захотел?
Привлечённые его криком, подошли и остальные, в том числе и я.
Увиденное заставило меня невольно содрогнуться, а по спине пробежал предательский холодок.
У монаха, воткнутые в тело (даже в нос и уши!), уже торчали несколько иголок. А он, как ни в чём не бывало, продолжал втыкать всё новые и новые.
На мой вопрос, чем это он тут занимается, Дзюсай, улыбаясь по своему обыкновению, ответил, что лечение иглами — это очень древнее искусство. Оно позволяет восстановить движение в теле той самой «ЦИ» — внутренней энергии. Что, в свою очередь, приводит к выздоровлению всего организма.
Немало подивившись такому необычному и болезненному, с нашей точки зрения, способу лечения, мы оставили монаха в покое. В конце концов, решили мы, если уж хочет человек в себя иглами тыкать, то это его личное дело. На том и успокоились.
Санчара же, узнав об этих иглах от Зелёного, примчалась к нам на пост при первой же возможности и полдня просидела с монахом, подробно расспрашивая, каким образом эти иглы помогают в лечении. Уехала она от нас уже под вечер в глубокой задумчивости, сказав мне на прощание, что монах этот, судя по тому, что она услышала — великий знаток всяческих лекарских тайн и знаний. В общем, что ни день, монах удивлял нас всё новыми своими познаниями и взглядами на жизнь.
Однако ещё больше он удивил нас, когда однажды утром он вышел на двор по пояс голый и со своим мечом в руке. Выйдя на середину утоптанной площадки, он на несколько мгновений замер, держа меч за рукоять обратным хватом и остриём вверх. Потом, чуть дрогнув, плавно скользнул вправо и — начал свой танец. Не такой, как я видел прежде, плавный и текущий. А — быстрый и резкий. Движения его порой были почти неуловимы, а порой он как бы застывал на месте, приноравливаясь к следующему движению. И опять — короткий рывок, взрыв ударов и блокировок и попять — короткая заминка. Он двигался по какой-то странной, не привычной мне линии боя, то начиная закручивать круг, то опять выходя на прямую линию…
Когда он закончил, от всего его тела, разогретого этим странным танцем, валил пар. Но, удивительное дело, он даже не запыхался! Для меня это было ещё тем более удивительно, что он целый месяц проболел и едва не помер в самом начале!
Когда я подошёл к нему с вопросом, что он исполнял на этот раз, то монах опять ответил мне, что это всего лишь упражнения для укрепления человеческого тела и поднятия его духа. Циркач, находившийся здесь же и наблюдавший весь танец от начала и до конца, в самой категоричной форме потребовал от монаха, чтобы тот обучил его всему, что знает сам.
— Я скоро пойду дальше, — с мягкой улыбкой ответил Дзюсай, — а за столь малый срок всего изучить невозможно. Я изучал это, придя в монастырь в возрасте семи лет…
— Ну, значит, учи меня столько, сколько ты здесь будешь, — упёрся на своём Циркач.
— Хорошо, — ответил монах, — я не буду учить тебя каким-либо приёмам. Но я покажу тебе суть пути совершенствования и дам некоторые упражнения, которые ты должен будешь научиться выполнять.
— Давай, — согласился Циркач, — вот прямо сейчас и начинай.
Улыбчиво кивнув, Дзюсай жестом позвал его за собой. Заинтересованный, я пошёл следом.
