Британские дипломаты очень осторожно и без особого интереса отнеслись к переговорам. Они также не считали, что тесно связаны военно-морским соглашением с Францией, и тем более не хотели иметь серьезных обязательств перед Россией. Своими действиями они скорее ублаготворяли французов, чем вступали с русскими в серьезные отношения. Как позднее писал Грей в своих воспоминаниях, «переговоры нужны были для того, чтобы привести Россию в хорошее расположение духа и не оскорбить ее отказом»[840]. Между тем российские военные агенты в Турции доносили, что в Стамбуле хлопочут о доставлении дредноута «Султан Осман» в Турцию под английским флагом[841]. По этому поводу Сазонов писал Бенкендорфу, что «такая услуга со стороны Англии будет услугой политического характера… и выходящей за пределы принятых на себя английскими фирмами полномочий»[842]. Министр просил посла объяснить Грею, что «Англии следовало бы предоставить туркам осуществить доставку названного судна на свой риск и страх, без всякого вмешательства в это дело»[843]. Россия и Британия еще не успели ни о чем договориться, а до Германии уже дошли слухи о секретных переговорах относительно русско-английской военно-морской конвенции. В «Berliner Tageblaat» (Берлинер Тагеблат)появилась статья редактора этой газеты Теодора Вольфа, в которой сообщалось, что во время пребывания английской королевской четы в Париже между русским и великобританским правительствами состоялись переговоры о совместных действиях военных флотов России и Англии[844]. Русский посол в Париже А. П. Извольский, по словам корреспондента берлинской газеты, уже давно работает над постепенным превращением Тройственного согласия в союз, и соглашение относительно совместных в случае войны действий русского и английского флотов составляет первый этап к заключению такого союза. Вольф, комментируя это сенсационное известие, отмечал, что не воспроизвел бы его на страницах своей газеты, если бы оно не было совершенно обоснованным. К этому Вольф добавил, что авторы проекта превращения Тройственного согласия в союз медленно и постепенно идут к цели, достижение которой одним ударом не представлялось возможным; в то же время эти политические деятели хотят помешать улучшению англогерманских отношений.
В ответ на эту заметку Вольфа «Новое время» категорически заявило 26 мая (8 июня) 1914 г., что ни в Париже, ни в каком-либо другом пункте между Россией и Англией не подписано никакой конвенции о совместных действиях их флотов и никакого проекта подобной конвенции или соглашения не составлялось[845].
15 (28) мая 1914 г. заместитель Сазонова А. А. Нератов сообщал Извольскому в Париж: «Готовность великобританского правительства безотлагательно приступить к переговорам о заключении соглашения между Россией и Англией о согласованных операциях их морских сил в случае совместных военных действий встречена была с нашей стороны с большим чувством удовлетворения»[846].
Российское правительство в заключении означенного соглашения видело значительный шаг по пути более тесного привлечения Англии к франко-русскому союзу, и оно, по убеждению Петербурга, должно было благоприятно отразиться на всех вопросах, затрагивающих интересы обеих стран.
2 (15) июня 1914 г. своими размышлениями с Сазоновым делится Бенкендорф: «Есть основания думать, что лондонский, как и императорский кабинет думает о сотрудничестве флотов не только в северных морях, но и в Средиземном море. С этой точки зрения способ, каким мы предлагаем трактовать положение в Проливах, облегчит, я уверен, дело»[847]. 3 (16) июня 1914 г. в российский МИД пришла секретная телеграмма от императорского посла в Константинополе: «Из английского частного источника, заслуживающего доверия, мне сообщают, что фирма „P. S. White“ в Коэсе предлагает Турции 2 быстроходных контрминоносца в 1500 т. за цену 200 000 фунтов каждый. Англичане требуют будто бы немедленной оплаты за суда, турки предлагают чеки сроком 4 месяца»[848].
24 мая (6 июня) 1914 г. начальник морского Генерального штаба сообщил в российский МИД, что в вопросе продажи чилийского броненосца России через Англию возникли затруднения[849]. Несмотря на то что Морской совет в Чили одобрил продажу даже обоих кораблей, правительство не решилось санкционировать таковую, хотя окончательного отказа с его стороны до сих пор не последовало.
Этот поворот объясняется исключительно влиянием чилийского посланника в Лондоне. Последний высказался однажды, еще до начала таких переговоров, что единственная страна, в которую он считал бы возможным продать суда, является Англия. Зная его мнение, «Армстронг полагает, что в данное время имеется лишь одно последнее средство для получения нами хоть одного корабля, а именно: нашему послу надлежит обратиться к сэру Эдуарду Грею с просьбой повлиять на чилийского посланника, объяснив ему, что Англии была бы приятна эта продажа»[850]. «Согласится ли на такой шаг сэр Э. Грей — тоже еще вопрос. Если допустить, что он на это пойдет и что ему удастся сломить посланника, то тогда можно рассчитывать на приобретение нами если не двух кораблей, то, во всяком случае, одного. Что же касается второго вопроса, а именно условного нашего соглашения с Англией, подобно существующим между ею и Францией, то я выяснил после свидания с принцем Баттенбергским нижеследующее: Английское правительство в этом вопросе не торопится, и спешность исходит со стороны Франции»[851].
Россия не упускала ни на минуту из виду ситуацию с Черноморскими проливами. Незавершенный спор о разделе островов Эгейского моря волновал Россию. 10 (23) июня 1914 г. Гирс сообщал из Константинополя в Петербург, что «вполне разделяет взгляд нашего военного агента на значение островов, расположенных перед Дарданеллами, — взгляд, получивший подтверждение и из иных источников, в том числе со стороны нашего морского агента»[852].
