Надо ему помочь отправиться на тот свет как можно скорее. Доброе дело сделаешь: старик так зажился, что из ума выжил. Запомни фамилию: Скуратович Василий Антонович. Страдает манией преследования, так что ты уж с ним аккуратно, не насторожи. Зато сопротивления не окажет: старый и дряхлый. Убрать его надо тихо, чтобы все шито-крыто, ты меня понял?
– Понять-то я понял, но сколько это будет стоить?
– – А сколько ты хочешь?
– Я всегда хочу много, – сказал Михаил, поскреб небритую щеку.
– Кстати, тебе не мешало бы побриться, – заметил Шелковников.
– Это еще зачем?
– Больно рожа у тебя приметная.
– Если надо, то побреюсь.
– Вот-вот, побрейся, приведи себя в порядок. Для начала я тебе дам пять штук.
– Всего-то?
– Что, мало? Ты знаешь, где можно заработать больше?
– Знаю, но не хочу. И еще кое-что знаю, между прочим…
– Так и я про тебя, Миша, знаю очень много всякого-разного.
– Ладно, не будем пугать друг друга, Павел Павлович, – миролюбиво кивнул Миша.
– Вот именно, друг мой, не будем пугать. Завтра с утра поедешь в клинику имени Ганнушкина, найдешь Скуратовича и тихо его ликвидируешь. А затем позвонишь и доложишь…
Павел Павлович Шелковников еще долго сидел со своим подручным на кухне, обсуждая детали предстоящего дела.
* * *
Только начался рабочий день, и врачи еще не устели облачиться в белые халаты, а майор ФСБ Митрохин был уже в клинике имени Ганнушкина. Главврач принял его как старого знакомого и тут же связался по селектору с заведующим отделения, где лежал Василий Антонович Скуратович.
– Вас проводят, Валерий Александрович, – сказал он и пожал на прощание руку майору Митрохину.
Медсестра провела майора по территории больницы в один из корпусов и поднялась с ним на четвертый этаж, в отделение, где проходил курс лечения бывший главный хранитель Смоленского краеведческого музея Василий Антонович Скуратович. Заведующий отделением уже ждал майора ФСБ.
– Да, да, Скуратович у нас. Очень беспокойный старик. Ну, да что вникать, у вас, собственно, какое к нему дело? Вообще-то допрашивать больных не разрешается…
– Я просто хочу с ним поговорить, – радушно улыбаясь, произнес майор Митрохин, – хочу прояснить кое-какие детали. Это будет ни в коем случае не допрос, просто беседа.
– Я не уверен, что вам удастся его разговорить.
Человек он замкнутый, никому не доверяет. Мания преследования, знаете ли… Даже когда ест кашу или суп, то боится, что в еду чего-нибудь подсыпали. Ладно, я сейчас попрошу, чтобы его привели сюда.
– Извините, – добавил Митрохин, – я хотел бы поговорить со Скуратовичем один на один, чтобы нам никто не мешал.
– Понимаю, понимаю, – закивал доктор Притыцкий, – я вас покину.
Через пять минут старика Скуратовича привели в кабинет заведующего отделением. Василий Антонович шел, втянув голову в плечи, словно чего-то опасаясь.
Заходя в кабинет, он дважды оглянулся и лишь затем прикрыл за собой дверь.
– Добрый день, Василий Антонович, вернее, доброе утро.
– Какое оно доброе, – пробурчал старик, – вокруг враги, все моей смерти желают.
– Давайте с вами познакомимся.
– Вы же знаете как меня зовут, – совершенно осмысленно сказал Скуратович, – а я знать не хочу, как зовут вас.
– Нет, Василий Антонович, так не пойдет, – как ребенка принялся увещевать старика майор Митрохин.
Он был почти вдвое моложе своего собеседника, и тому подобный тон не понравился. Он втянул голову в плечи и стоял у двери, не двигаясь с места.
– Да вы проходите, Василий Антонович, присаживайтесь.
– Еще скажите мне, мол, будьте как: дома!
– Садитесь же.
– Не хочу, – коротко отрезал старик.
– Ладно, как хотите. Меня зовут Валерий Александрович, я майор ФСБ, вот мое удостоверение…
– Чего-чего майор?
– Управления Федеральной службы безопасности, – Из Штатов, что ли?
– Нет, вы путаете, не ФБР, а ФСБ.
– А, КГБ, значит?
– Бывшее КГБ.
– Бывший, – машинально поправил его классически образованный Скуратович. – Комитет, он мужского рода. Вы майор?
– Да, майор, – как можно более открыто улыбнулся Митрохин.
На окнах заведующего отделением стояли решетки.
Окна выходили на восточную сторону, и тень от решеток лежала на грязно-серых стенах. Старик Скуратович смотрел на эту странную сеть и чувствовал себя мухой, запутавшейся в искусно сплетенной паутине. Кто сплел паутину, и почему на него так активно охотятся кэгэбисты, и почему это вдруг он столько лет не был никому нужен, а тут на тебе, почти каждый день с ним кто-то встречается, его расспрашивают? Все эти вопросы мелькали в помутившемся рассудке старика.
– Так может, вы все-таки присядете? – сказал майор Митрохин.
– А что вас интересует? – быстро спросил старик Скуратович.
– Кое-какие факты, Василий Антонович, из вашей жизни. Возможно, вы единственный, кто сможет нам помочь.
– Я никому не хочу помогать, я сам нуждаюсь в помощи.
– А, что вам надо, может, я могу быть вам полезен?
– Вы мне никак не можете быть полезны, вы же даже не в состоянии отключить газ.
– Почему не в состоянии? А где бы вы хотели, чтобы мы отключили газ?
Глаза Скуратовича безумно сверкнули:
– Как это где? Везде, везде, по всей Москве. Я захожу в подъезд, а в подъезде газ, спускаюсь в метро, там тоже газ. В автобусах газ, в троллейбусах газ…
– Это выхлопы, Василий Антонович, автомобили, понимаете? Бензин сгорает…
– Вы мне будете сказки рассказывать! Какой-то майоришка, который не знает толком, как называется учреждение, где он служит, меня еще будет поучать!
Заискивающий тон Митрохина с самого начала был ошибкой. Чувствуя слабину собеседника, Скуратович пошел в наступление – необразованных людей он не уважал.
– Да вы присядьте, давайте поговорим. И не надо злиться, я же перед вами ни в чем не виновен.
– Пока еще нет, а вообще, вам только кажется, что вы ни в чем не виноваты. Виновны, виновны, каждый человек в чем-то виновен. Вы виновны уже одним фактом своего рождения, – быстро проговорил старик Скуратович, отвернулся от собеседника и стал смотреть в окно на больничный двор. – А уж службой в КГБ и подавно…
Он умолк, увидев широкоплечего мужчину в кепке и серой рабочей куртке, который с ящиком слесарных инструментов неторопливо пересекал двор, направляясь к тому кордусу, где располагалась палата Скуратовича. В зубах у мужчины дымилась зажженная сигарета. К нему подошли двое больных, и Скуратович догадался, что те просят у него закурить. Слесарь угостил их, и они втроем постояли немного посреди двора, о чем-то оживленно беседуя. Больные, с которыми разговаривал слесарь, были из того же корпуса, что и Скуратович.
