Строгановы собрали «государевы денежные доходы… с посаду и с уезду», прислали письмо в Пермь, приклеив к нему отписку Скопина, и попросили о сборе денег жителей Перми. Сейчас послать деньги легче, чем раньше, заметили Строгановы, «тогда, господа, дороги дале Вологды не было, а ныне дал Бог к Великому Новугороду с Вологды из Ярославля дорога чиста, ехати мочно, а начаемся Божии милости вскоре и к Москве дорога очистится»[455]. За особую помощь царь пожалует торговым людям Строгановым большие привилегии, в том числе почетное право писать себя «с вичем», то есть именоваться по отчеству.
Однако полученные от Скопина деньги и меха так и не заставили наемников выйти в путь по размокшим от снега русским дорогам: воины, как пишет Видекинд, были «недовольны» тем, что жалованье им не выплатили полностью. О деньгах, заплаченных как в Выборге, так и здесь, в Новгороде, было уже забыто. Если Скопин не рассчитается сейчас, передавал воеводе Якоб Делагарди, шведам придется пойти на крайние меры: захватить когда-то принадлежавшие Швеции города Ям, Копорье и Ивангород.
Можно представить, какую трудную задачу решал Скопин, уламывая самого Делагарди и его «псов войны» на единственную удачную битву, которая бы заставила многих одуматься и вернуться в царское войско[456]. Скопин потому и торговался с наемниками, как на базаре.
Но той самой удачной битвы пока не случилось, и Скопину вновь пришлось через гонцов уговаривать «немецкую рать» и изыскивать где только можно денег. «Чтобы привлечь сердца воинов, Скопин снова отсчитывает им 4000 рублей деньгами и 2000 рублей сукном (in panno) и в течение нескольких недель щедро посылает продовольствие из города», — пишет шведский историк[457]. Убедившись, что договор Скопиным все же выполняется, Делагарди согласился наконец выступить из Новгорода, тем более что кони наемного войска уже съели весь корм в городе и его окрестностях. «И начаша князь Михайла Васильевич збиратися идти на очищение Московского государства», — записал летописец.
Начало «очищения Московского государства»
«Зачистку» Скопин решил начать со Старой Руссы: продвигаться к Москве, оставляя у себя в близком тылу занятый врагами город, было опасно. Он выслал туда отряд наемников под командованием Эверта Горна, «да с русскими людьми Федора Чюлкова» и Семена Головина, «да с ними дворян, и детей боярских и стрельцов и казаков и охочих людей». О происшедшем под Старой Руссой единодушно поведали автор «Нового летописца», шведский историк Видекинд и сам Скопин в отписке царю. Узнав о приходе большого числа наемников и войска Скопина, тушинцы бежали из города в Торопецкий уезд; когда же Старая Русса была уже занята войсками, Кернозицкий попытался было вытеснить шведов и русских из города, однако ему это не удалось[458].
По сведениям из польского лагеря тушинцы потерпели поражение потому, что казаки были смертельно пьяны[459]. Вполне возможно, что насидевшееся без дела, обленившееся за долгую зиму воинство не ожидало нападения. («Как же может статься, чтобы на безделье не напился человек?» — заметил один из героев Н. В. Гоголя.) В бою у села Каменка близ города Торопца «московитяне взяли девять пушек, знамена и пленников»[460]. Все это, как признает польский автор, определенно придало смелости русским в их дальнейших действиях и явилось следствием «счастия и успехов» Скопина. Безусловно, везение всегда было не последним делом в военных победах.
Преследуя бежавших «литовских людей», наемники и ратники Скопина совместными усилиями разбили их, и «Торопец очистили и ко кресту к царю Василью приведоша». Федор Чулков остался с отрядом в Торопце, а Эверт Горн отправился назад к князю Михаилу. На обратной дороге отряд Горна вновь встретился с тушинским войсками — у Троицкого монастыря «на Хохловище»; монастырь «взяша приступом и побита на голову» литовских людей[461].
Поляк Н. Мархоцкий в своем дневнике уточняет, с кем именно сражались наемники и ратники Скопина — с полком Александра Зборовского и запорожскими казаками, которые ушли из-под Новгорода: «все его войско составляло около четырех тысяч человек»[462]. Этот же полковник выступит к Торжку, где встретится с русско-шведским войском под командованием Эверта Горна и воевод Семена Головина и Корнилы Чоглокова.
Бой под Торжком 17 июня 1609 года[463] его участники и современники описали не так единодушно, как события в Старой Руссе. Более того, каждая из сторон приписала главный успех себе. Вот как выглядит это сражение в описании шведского историка Видекинда: «Под знаменами врагов во главе с названным Зборовским и Григорием Шаховским было 3 тысячи человек, тогда как у Горна, включая русских, только 2 тысячи. С этими силами он решительно ударил на неприятеля и при первой же атаке захватил главное знамя. Тут ряды смешались, кони поскакали, и много отличных коней захватил победитель; перебито было 100 отступающих, множество ранено, а всех остальных он обратил в стремительное бегство. Сам предводитель бежал в лагерь Сапеги. С нашей стороны недосчитались только 15». Словом, полный успех при минимальных потерях.
Однако противная сторона увидела сражение иначе. По словам поляка Н. Мархоцкого, полковник Зборовский, под началом которого было четыре тысячи человек, встретился с «немецкой засадой под Торжком: их было тысячи две, не считая москвитян». Зборовский провел «удачную битву, уложив до шестисот немцев», и, узнав от «языков», что наступает сильное войско Скопина, отступил под Тверь. Преувеличивая силы противника и его потери и, наоборот, преуменьшая собственные (обычный прием мемуаристов), шведский и польский авторы сошлись в результатах боя: тушинцы от Торжка отошли к Твери.
События в Торжке описаны и в русских документах — правда, более сдержанно, но зато весьма подробно, в деталях, поэтому рассказ автора «Нового летописца» выглядит достовернее. На подмогу пришедшему под Торжок воеводе Корниле Чоглокову был послан воевода Семен Головин. Головин встретился под городом с Горном («Велгором»), и они пошли на приступ. «Немцы же пешие поидоша вперед, отыковся копьем, а иные сташа позади их. Литовские ж люди наступиша на них тремя ротами, и немецкие люди две роты побита литовских людей, а третья рота проеха сквозь полков, и конных людей немецких и руских литовские люди потапташа до города, едва, из города вышед, отнята». Итак, польско-литовская тяжелая кавалерия своей традиционной стремительной атакой намеревалась сломить ряды русского и наемного войска и заставить их отойти. Однако Делагарди знал, что нужно противопоставить атаке гусар. В нидерландской армии был разработан новый способ построения и ведения боя, при котором пехотинцы успешно противостояли атакам испанской конницы. Небольшие, по 800–1000 человек полуполки состояли из равного количества пикинеров и аркебузиров. Аркебузиры в то время располагались в несколько шеренг, с тем чтобы сделавший выстрел мог отойти назад для перезарядки своего ружья, которая требовала времени в десять раз больше, чем произведение самого выстрела. Поэтому полуполки строились в 10 шеренг, при этом пикинеры располагались в центре, аркебузиры — на флангах. Такое построение во время боя было замечательным новшеством, которое позволяло пикинерам прикрывать стрелков из огнестрельного оружия[464]. Построив таким образом объединенное войско, Делагарди добился того, что в первом же столкновении «немецкие люди две роты побита литовских людей». И даже последующее вынужденное отступление, похоже, не сломило решимости нападавших, и вскоре они «исправяся»: литовских людей от города отбили и пеших людей «отнята». Финал уже известен: «литовские люди ис-под Торжку пойдоша ко Твери. Семен же с немцы стал дожидатца князь Михаила Васильевича в Торжку».
