Бейверс снова кивнул. Если богов вообще можно сравнивать с кем-то из смертных, то он и выглядел как старый крестьянин. Волосы из колосьев спелого ячменя, бледно-желтых, обвисших. Изборожденное морщинами лицо бога было усталым и обветренным, словно он всю жизнь провел на солнце и открытом воздухе, подобно злакам, господином каких он являлся. Только глаза цвета молоденьких зеленых ростков ячменя, едва проклюнувшихся из земли после первых весенних дождей, давали знать о божественной энергии, скрытой под столь неказистым обличьем.
Отличительные черты его внешности, подумал Джерин, принадлежат земле. Это вселяло надежду, не только подтверждая слова Маврикса, но и укрепляя Лиса в мысли о том, что Бейверс действительно здесь прижился. Что длительное элабонское присутствие в северной местности сделало его для нее таким же богом, каким он являлся для территорий, примыкающих к городу Элабон, таким же покровителем этих краев, как и обосновавшийся здесь намного ранее Байтон.
С этими мыслями в голове Джерин спросил:
— Хочешь ли ты, говоря напрямик, чтобы гради и их боги захватили эту землю, которая так много веков принадлежит элабонцам и которая приносит тебе столько ячменя, почитания и возлияний?
— Хочу ли я этого? — переспросил Бейверс в тихом изумлении, как будто этот вопрос не приходил ему в голову в подобной форме. — Хочу ли я? Нет, я этого не хочу. Гради и их боги питаются овсом и кровью. — Он произнес это с мрачным презрением. — Их земля слишком бедна, слишком сурова, а их души слишком скудны, слишком холодны для моего зерна.
При появлении Бейверса переставшие голосить Джеродж и Тарма в благоговейном страхе глазели на бога. Тут Джеродж не выдержал и прорычал:
— Если ты не хочешь, чтобы эти мерзкие гради пришли сюда, почему ты ничего не делаешь, чтобы не допустить их и их богов на эту землю?
— Почему я ничего не делаю?
И вновь вопрос, казалось, очень удивил Бейверса. С некоторой горечью Джерин подумал, что это, наверное, закономерно. Сама идея что-нибудь предпринимать, видимо, чужда всему элабонскому пантеону. Бейверс обратил свой ярко-зеленый взгляд на Джероджа.
— Голос корней, — сказал он скорее самому себе, чем кому-либо из смертных. — Под корнями есть силы.
— О чем ты говоришь? — требовательно спросил Джеродж. — Я тебя не понимаю.
Джерин часто слышал нечто подобное. В основном от Дагрефа. Когда они с Силэтр обсуждали свои взрослые дела, их общий старший ребенок слушал их разговоры и пытался в них разобраться, насколько позволял ему его жизненный опыт. Когда же этого опыта не хватало, он старался заставить родителей остановиться и объяснить ему, что они имеют в виду.
Бормотание Бейверса озадачило и Лиса, но ему все же казалось, что он имеет некоторое представление о том, что у того на уме. Тщательно подбирая слова, он спросил:
— Владыка Бейверс, та сила, что находится под землей, как-то связана с теми, кто там обитает? — Поясняя свои слова, он указал на Джероджа и Тарму.
— Конечно, — отвечал Бейверс, вновь удивленно. — Там, где нет народа, нет и сил.
— А-а, — протянул Джерин.
Он получил ответ на вопрос, который давно его интересовал: по крайней мере, в глазах богов чудовища были народом. Джерин хотел это знать с того самого дня, когда они вырвались из пещер под святилищем Байтона. Он задал свой вопрос очень осторожно, никак конкретно не называя подземных жителей. Сразу же у него возник новый вопрос:
— А эта сила…
— Эти силы, — поправил его Бейверс, требуя точности.
— Хорошо, эти силы. Станут ли они сражаться за нас против гради?
По-прежнему соблюдая точность, бог ответил:
— Они будут сражаться. Для того они и существуют. Чтобы сражаться. Но… против гради? Кто может сказать это наверняка? И почему за нас? — Зеленые, цвета молодых ростков глаза вперились в Джерина. — Почему ты считаешь, что ты и я — это мы?
— Почему? — растерянно повторил Джерин. — Ты ведь только что сам сказал, что тебе не нравятся гради и их боги. Если они захватят северные земли, ты лишишься здесь всех возлияний и самой малой толики почитания. Я всего лишь смертный, владыка Бейверс, я это знаю, но среди смертных я очень силен. Если ты поможешь мне отразить натиск богов гради, с самими гради я справлюсь.
— Может, и так, — сказал Бейверс. — А может, все это ерунда. Но то, что я думаю, и то, что я делаю, не одно и то же. Моя власть распространяется на растения и пивоварение, тебе это известно. Я не бог крови или войны.
— Но ты можешь сражаться, я знаю, что можешь. — И Джерин привел пример, который успел выкопать в одном из своих свитков. — Когда один демон наслал на ячмень насекомых-паразитов, ты не просто сразился с ним и победил, ты заставил его проглотить собственный хвост и съесть себя.
Силэтр неожиданно захлопала в ладоши.
— Ну, разумеется, — ответил Бейверс. — Он же наносил моим растениям всяческий вред. Он напрашивался на неприятности, и он их получил. — На мгновение бог показался действительно страшным.
— С гради выйдет то же самое, — настаивал Джерин. — Если они одержат победу над нами, здесь не будет никакого ячменя, потому что северные земли станут слишком холодными, и он просто не сможет расти. Ты хочешь, чтобы такое случилось?
— Хочу ли я, чтобы такое случилось? Конечно, нет. Меня это огорчит, — ответил Бейверс. — Но если зерна не будут давать ростков, значит, не будут, ничего не поделаешь. Это не то же самое, совсем не то же самое, что убивать молодые побеги, как делал тот демон. Он никогда не вернется в этот мир, никогда.
Различие, на которое указал Бейверс, было настолько тонким, что ничего не значило в глазах Лиса, но, очевидно, многое значило в глазах бога. Джерин со злостью поддел носком ком грязи, валявшийся на полу. Случилось то, чего он боялся: Бейверс, хотя и соизволил явиться, но продолжал гнуть линию элабонского пантеона, ничего не желая предпринимать. Ему нужен был разозлившийся Бейверс, разъярившийся Бейверс, а получалось, что Бейверс, пусть и сожалея, предпочитал отступить. От него не было никакого толку.
Как разозлить Бейверса? Вопрос едва успел зародиться у него в голове, как тут же нашелся ответ. Он пытался найти другой, потому что первый ему не понравился. Но ничего другого в голову не приходило. Когда намереваешься привести в бешенство бога, молитвы уже ни к чему.
Он рассмеялся. Презрительно, громко. Джеродж и Тарма смотрели на него во все глаза. И Силэтр тоже, она была в ужасе: она знала о богах много больше, чем Джерин. Как и Бейверс.
— Мне не нравится твой тон, молодой человек, — резко заметил тот.
— А мне что за дело? — парировал Джерин. — Я пролил немало эля в твою честь за долгие годы, и что мне это дало? Ничего, черт возьми, хорошего, как выясняется. Мне следовало обращать больше внимания на Маврикса. Он злопамятен и не забывает своих врагов, но помнит и о друзьях. Чего нельзя сказать о тебе. О, несомненно, все правда в его словах.
