К девяти вечера войска Вашингтона собрались у мельницы Пеннипаккера, в 20 милях от Джермантауна. Американцы не чувствовали себя разгромленными, но злились сами на себя за это дурацкое отступление. Да и потери были велики: 150 убитых, 520 раненых, 400 пленных. И ради чего?
Американцы захватили 15 пленных… и собаку, носившуюся по полю боя. 6 октября Вашингтон отправил ее обратно, сопроводив запиской: «Генерал Вашингтон приветствует генерала Хоу. Он имеет удовольствие возвратить собаку, случайно оказавшуюся в его руках и, судя по надписи на ошейнике, принадлежащую генералу Хоу».
Стараясь, как обычно, найти нечто положительное в безрадостном событии, Вашингтон написал Хэнкоку: «…наши войска, ничуть не павшие духом, приобрели то, что приобретают все молодые армии от участия в бою». Если бы не туман, вызвавший неразбериху, его солдаты «смяли бы и обратили в бегство самый цвет британской армии с величайшей легкостью». Конгресс был с этим согласен и приказал отчеканить медаль в честь Вашингтона. Даже Хоу признал, что не ожидал атаки неприятеля после поражения при Брандевине. А французский министр иностранных дел граф де Верженн, подумывавший о заключении союза с американцами, был просто поражен битвой при Джермантауне: зеленые рекруты выдержали два сражения подряд против закаленных и хорошо обученных войск!
Однако не признать свое поражение — это одно, а одержать победу — совсем другое. Через две недели после сражения при Джермантауне Вашингтон узнал, что Горацио Гейтс разбил Джона Бургойна при Саратоге.
Еще 7 сентября Гейтс занял удобные позиции в десяти милях от этого местечка, на господствующих высотах, откуда хорошо просматривалась единственная дорога, ведущая к Олбани — месту предполагаемого соединения британских армий. Его армия целую неделю строила укрепления под руководством польского военного инженера Тадеуша Костюшко. 18 сентября осторожно продвигавшийся вперед Бургойн остановился в четырех милях от американской линии обороны. Гейтс взял на себя командование правым флангом, а левый — самый важный, на стратегических высотах — поручил Бенедикту Арнольду, с которым у него резко испортились отношения, потому что тот не скрывал своих симпатий к опальному Скайлеру.
Тактические приемы англичан не отличались разнообразием. Бургойн повел свою армию на позиции американцев, разделив ее на три колонны для совершения обходного и отвлекающего маневров. Гейтс предпочитал сидеть и ждать, пока его атакуют в лоб, но Арнольд попросил у него позволения пойти навстречу неприятелю, чтобы дать бой в лесу, где у американцев больше шансов на успех. Гейтс со скрипом разрешил провести разведку боем, которую поручили стрелкам Даниеля Моргана.
Наткнувшись на передовой отряд англичан, они, прячась за деревьями, быстро перебили всех офицеров, а потом ринулись в атаку, обратив вражеский отряд в бегство. Одновременно Джеймс Уилкинсон (воистину, он не пропустил ни одного важного дела!) поскакал обратно в американский лагерь за подкреплением. Основная колонна англичан (задержавшаяся в пути из-за препятствий, наваленных в лесу американцами) приняла свой отступающий авангард за наступающего противника и открыла огонь.
Сражение велось с переменным успехом. Люди Моргана, неуловимые в лесу, метко выбивали офицеров и артиллеристов; американцы захватывали вражеские пушки, но англичане отбивали их во время очередной атаки. Ввести в бой гессенцев для решающего удара британцы не успели: стемнело, и сражение пришлось прекратить.
На следующий день оно не возобновилось: Бургойн, потерявший много людей и испытывавший нехватку провианта, не решился атаковать и поджидал Клинтона, спешившего к нему на подмогу из Нью-Йорка. Между тем в американском лагере Гейтс и Арнольд разругались окончательно. Гейтс незамедлительно доложил Конгрессу о сражении 19 сентября, присвоив все лавры себе, а о сопернике даже не упомянул, хотя все решения принимались именно Арнольдом и части, участвовавшие в бою, действовали согласно его приказам. После скандала Гейтс освободил Арнольда от командования, передав его Бенджамину Линкольну; Арнольд попросил перевести его под начало Вашингтона и получил согласие, однако никуда не уехал и остался в своей палатке.
Дни проходили в стычках, оканчивавшихся победой стрелков Моргана; уже наступил октябрь, а Клинтона всё не было. На военном совете англичан командир гессенцев предложил отступить, но для Бургойна это было позором: уж лучше атаковать, бросив все силы на американский левый фланг. Однако за это время армия Гейтса возросла и пополнила запасы военного снаряжения, тогда как англичане массово дезертировали. Теперь пяти тысячам солдат Бургойна противостояли 12 тысяч американцев.
В таких условиях Гейтс взял командование левым флангом на себя, а правый поручил Линкольну. Сражение началось 7 октября в третьем часу пополудни. Атаку британских гренадеров успешно отбили, подпустив их поближе и перебив почти в упор. Стрелки Моргана и индейцы, действовавшие с ними заодно, рассыпались в лесу и помешали англичанам осуществить обходной маневр. Три пули достали самого Бургойна, попав в его коня, шляпу и камзол. За час он потерял почти четыре сотни солдат и больше половины полевой артиллерии.
Англичане были сломлены морально, но еще держались. И тут с американской стороны этаким чертом вылетел Арнольд, приведший себя в боевое состояние горячительным, и повел американцев в атаку на два редута, прикрывавших английский правый фланг. Англичане и гессенцы отчаянно защищались; закипела жаркая схватка. Арнольд мелькал в пороховом дыму между линиями атакующих и обороняющихся; казалось, пуля его не берет. Наконец редуты были захвачены; одним из последних залпов под Арнольдом убило коня, ему самому пуля попала в левую ногу (опять!), которую он вдобавок сломал, поскольку конь упал именно на нее. Как раз в этот момент к нему пробрался майор Армстронг, посланный Гейтсом, чтобы передать официальный приказ вернуться в ставку; его отнесли туда на носилках. Немцы попытались отбить редут, но снова стемнело, а в темноте коварный проводник завел их прямо в лагерь американцев — в плен.
Бургойн отступил, оставив для отвода глаз зажженные костры; но его армия попала в окружение у Саратоги и 17 октября сдалась Гейтсу целиком. Остатки британских частей покинули Тикондерогу и ушли в Квебек.
Разумеется, Вашингтон тогда не знал всех этих подробностей и не мог бы возразить тем, кто сравнивал его с Гейтсом (и сравнение было не в его пользу), что он сам, как правило, сражался с превосходящими силами противника, в условиях враждебного отношения со стороны местного населения, имея в своем распоряжении плохо обученных солдат и пороха в обрез — не то что Гейтс, который, между нами говоря, одержал победу благодаря инициативности Арнольда. Однако Конгрессу и газетчикам был не важен процесс, их интересовал результат. Бенджамин Раш писал Джону Адамсу, что Гейтс мудро спланировал кампанию и привел свой план в исполнение, действуя храбро и твердо, в отличие от незадачливого Вашингтона, которого обвели вокруг пальца и дважды разбили. И армия у Гейтса настоящая, а не бесформенная толпа, как у Вашингтона. Адамс даже обрадовался, что победу одержал Гейтс: «Будь это Вашингтон, поклонение и обожание превзошли бы всякие границы, подвергая опасности наши свободы». И так уже в одном анонимном памфлете, разошедшемся среди членов Конгресса, утверждалось, что «народ Америки провинился в идолопоклонстве, сделав своим богом одного из мужей».
