Неравенство во многих точках мира по большей части обусловлено практиками рентоискательства (выражающимися, например, в злоупотреблении монопольной властью) и самым явным образом подрывает экономическую эффективность. Но, пожалуй, худшим аспектом неравенства является неравенство возможностей, которое одновременно и причина, и следствие других форм неравенства и ведет к экономической неэффективности и замедлению экономического развития в связи с тем, что огромное число людей не имеют возможности реализовать свой потенциал[96]. Страны с высоким уровнем неравенства обычно меньше инвестируют в общественно значимые блага, такие, например, как инфраструктура, технологии и образование, необходимые для экономического процветания и роста в долгосрочной перспективе.
Сокращение неравенства, наоборот, имеет как экономические, так и социальные положительные последствия. Это позволяет упрочить веру людей в справедливость общества, укрепляет социальное единение и мобильность, повышает шансы большего числа людей реализовать свой потенциал и стимулирует экономическое развитие. Политические программы, которые направлены на экономический рост, но оставляют без внимания проблему неравенства, в конечном счете могут оказаться провальными, в то время как программы, нацеленные на сокращение неравенства, например, посредством увеличения занятости и обеспечения доступа к образованию, способны оказать благотворное воздействие на человеческий капитал, в котором особенно нуждается современная экономика[97].
Политические и социальные аргументы
Разрыв между богатыми и бедными только отчасти является следствием экономических сил. В той же если не большей степени, он обусловлен конкретными решениями в сфере государственной политики, т. е. налоговой политикой, минимальным уровнем заработной платы и объемом инвестиций в системе здравоохранения и образования. Именно поэтому страны с разными экономическими условиями могут иметь принципиально отличающиеся уровни неравенства. Неравенство тем временем сказывается и на политике, так как даже избранные демократическим путем должностные лица с гораздо большим вниманием относятся к мнению состоятельных людей, нежели к взглядам бедных[98]. Чем менее ограничены возможности финансирования предвыборных кампаний богатыми членами общества и корпорациями, тем выше вероятность того, что экономическое неравенство трансформируется в неравенство политическое.
Как уже было сказано, неравенство угрожает не только экономической, но и политической и социальной стабильности. Причинно-следственная связь между экономическим неравенством и социальной стабильностью, оценивающейся по уровню преступности и насилия в обществе, не так проста. Ни одна из форм насилия не коррелирует с коэффициентом Джини или соотношением Пальма[99][100]. Однако прослеживается тесная взаимосвязь между насилием и горизонтальным неравенством, которое сочетает в себе экономическое расслоение и расслоение по расовому, этническому, религиозному или региональному признаку. Когда бедные относятся к одной расе, этнической, религиозной или территориальной группе, а богатые – к другой, неизбежно возникает фатальная, дестабилизирующая динамика.
Основанное на 123 национальных исследованиях, проведенных в 61 развивающейся стране, комплексное изучение данного вопроса подробно демонстрирует влияние неравенства в распределении активов среди этнических групп. В среднестатистической стране со средними показателями по каждой из переменных, отвечающих за уровень насилия, вероятность гражданского конфликта за год составляет 2,3 процента. Если уровень горизонтального неравенства в распределении доходов среди этнических групп увеличится до 95 процентиля (а остальные переменные останутся в пределе своих средних значений), вероятность конфликта возрастает до 6,1 процента, то есть более чем в два раза. Подобное сравнение, рассматривающее разницу в доходах среди религиозных групп, демонстрирует возрастание с 2,9 до 7,2 процента – опять же более чем в два раза[101]. Другое исследование, используя примерно те же методы, показывает, что региональные различия в уровне благосостояния повышают риск возникновения конфликта, например, в странах Африки к югу от Сахары[102].
Применяя другую методологию, помещающую в фокус географические различия в уровне доходов, обусловленные этнической дифференциацией, а не измерение уровня неравенства, другие авторы также подтверждают угрозу, связанную с горизонтальным неравенством. Сосредоточившись на периоде после холодной войны (1991–2005 годы), Ларс-Эрик Седерман, Нилс Вайдман и Кристиан Гледич разделили общий объем экономического производства в определенной зоне обитания некой этнической группы на численность этой группы, чтобы получить характерную именно для этой этнической группы величину экономического производства на душу населения. Они обнаружили, что как относительно более бедные и относительно более состоятельные этнические группы имеют большую вероятность гражданской войны. Исследование показало, что работают не только этнографические факторы. Чем богаче (или беднее) этнографическая группа, тем выше вероятность того, что одна этнографическая группа вступит в гражданский конфликт с другой этногорафической группой[103].
