Книга Чужая сила - Андрей Васильев

Все было так, как описывал Кузьмич – Хозяин проживал в самой дальней части кладбища и по совместительству самой старой. Здесь не было фонарей, но зато имелись надгробия, которые можно было смело заносить в списки шедевров, относящихся к историческому наследию. Мы проходили мимо изваяний скорбящих ангелов и женщин с печальными лицами, разглядывали кованые ажурные ограды с меня ростом и фамильные усыпальницы размером с неплохой дачный дом. Даже странно, что это все до сих пор сохранилось, учитывая как стоимость квадратных метров на кладбище, так и то, что никто давно за этими могилами не ухаживал. То есть, претензии в случае их сноса никто не предъявил бы.

Может, они под охраной закона? Как вышеупомянутое историческое и культурное наследие? Или они под охраной кого-то другого, кому плевать на все законы? Причем последний вариант мне кажется более реалистичным.

Наш проводник, которого так и подмывало назвать Вергилием, знай топал себе впереди, помахивая тускло светящимся фонарем и что-то бубня себе под нос.

Мы миновали черную громадину очередного мавзолея, довольно мрачно смотрящуюся на фоне звездного неба, и тут я ткнулся носом в спину Нифонтова. Как оказалось, проводник резко остановился, а следом за ним застыл на месте и оперативник.

– Вам туда, – недружелюбно буркнул обладатель сюртука и мотнул головой, показывая, куда именно. – Надеюсь, что обратно я вас сопровождать не буду. Хе-хе.

– Посмейся мне еще, – беззлобно, но при этом без всякого почтения к давно усопшему, отозвался Николай. – И не надейся на то, что нас тут в землю положат, а ты потом за все отыграешься, не будет этого. Так что далеко не уходи, отведешь нас к выходу. А потом надейся, что я про тебя забуду. Сдается мне, что много за тобой разного всякого водится, причем не все относится к дням минувшим.

Коротышка снова явил свои черные зубы, на этот раз в комплекте с синюшным языком, который он нам показал. Был этот язык широким как лопата и с могильным червем, обитающим ровно в его середине. Зрелище, если честно, омерзительное.

Я было хотел зажечь «Маглайт», но Николай шикнул на меня, отобрал у сюртуконосца его фонарь и двинулся вперед.

– Хозяева не любят электрический свет, – негромко объяснил он мне. – Они вообще ничего нового не любят, все технические инновации их раздражают. Ретрограды они и рутинеры. Видал, какие слова я знаю?

Мы шагали между высоченными деревьями, они в этой части кладбища разрослись местами так, что в темноте было даже непонятно, где их кроны.

– Вон он, – шепнул мне Николай через пару минут. – Видишь, могила на холме, и там мужик в черном плаще сидит? Это и есть Хозяин кладбища.

Ну холмом эту возвышенность я бы не назвал, это слишком громкое слово. Скорее это холмик. Кстати – обычно на городских кладбищах такого не встретишь, они всегда ровные как стол. А тут – вот, имеется. С другой стороны – не так я и много кладбищ видел, а на их старых территориях вовсе не бывал.

На холмике была только одна могила, с толстенной, широченной и тяжеленной даже на вид гранитной плитой, высоким памятником в виде бога Зевса, держащего в руках зигзагообразные молнии, и невысокой оградкой.

Хозяин кладбища сидел на этой самой плите, положив руки на колени, и смотрел на то, как мы поднимаемся по холму, все ближе подходя к нему.

Если честно – я был немного разочарован его внешним видом. По дороге мне рисовались картины в стиле фильмов ужасов, и я подсознательно ждал чего-то эффектного, страшного и притягательного одновременно, некоего апофеоза Смерти. Опять же, другое его имя – Костяной царь. Звучит? Звучит. И к этому имени должен прилагаться соответствующий персонаж. Ну не знаю – скелет в золотой короне и плаще из человеческой кожи, полупризрачный труп с лицом-черепом, барон Сэмади из гаитянского фольклора, наконец. Веселый, нахальный, в цилиндре, с сигарой в зубах и соленым арахисом в кармане.

И что в результате? Шагая по росистой траве, я смотрел на рослую фигуру в черном глухом одеянии, к которому больше всего подходило слово «балахон», и с капюшоном на голове. Она казалась продолжением плиты, на которой сидела. Памятник, как есть.

Нифонтов скрипнул калиткой и остановился перед ней.

– Мой привет тебе, владыка мертвых, – почтительно произнес он. – Прости, если побеспокоили, но без твоего совета и, если возможно, помощи, нам не обойтись.

Капюшон качнулся, Хозяин кладбища повернул голову к нам, и я понял, что все-таки он жутковатый. Там, внутри, в капюшоне, не было ничего, только два красных огонька, как видно – глаза. Остальное – непроглядный мрак.

– Совет, – голос у Костяного царя был гулкий, но глухой, будто он через вату говорил. Или через подушку. – Я не занимаюсь подобным, человек, это мне не по чину. Про помощь я и не говорю. Живым – живое, мертвым – мертвое. Я правлю своим народом, если надо – защищаю его. Или, наоборот, караю тех, кто ослушался моего повеления. Ты не из него. Вот если после смерти тебя у меня здесь похоронят, то заходи.

– Я не из твоего народа, это так, – Николай и не подумал сдаваться. – Но некоторое отношение и к нему, и к другим детям ночи я имею.

Он распахнул куртку и показал ему рукоять ножа, как когда-то ведьме.

Хозяин кладбища внезапно рассмеялся. Смех у него был крайне неприятный, он мне напомнил скрип старых дверей и одновременно с этим раскаты грома. Впечатляющий такой смех.

– Не молод ты для подобной службы? – спросил он у Нифонтова. – Как-никак его императорского величества канцелярия по делам тайным и инфернальным, шутка ли? Там народ солидный работал, я с ними пару раз дела имел в старые времена. А ты-то – мальчишка. Коллежский регистратор, поди, не выше?

– Я оценил юмор, – весело сказал Нифонтов. – Повелитель, вы же прекрасно осведомлены, что и канцелярии давно нет, и императора, и всего остального тоже. И я знаю, что вы это знаете. И то, что я просто так, без дела бы к вам не сунулся, вы тоже понимаете. Так, может, все же поговорим?

– Торопливые какие стали люди, – немного печально произнес Хозяин. – Ладно живые, с вами все понятно. Но и мертвые не лучше. Казалось бы – все, ты здесь, тот путь завершен, тело твое в земле, куда теперь спешить? Нет, даже здесь торопятся. Да мало того – почтения в них не стало, разумности. До чего дошло – новопреставленные по первости командовать тут пытаются. Мной! Волю свою диктовать пробуют.