Сегодня мы можем составить длинный список названий, под которыми «новые трихины» прокатились и продолжают катиться по земле: анархисты, большевики, нацисты, фашисты, хунвейбины, «чёрные пантеры», красные кхмеры, талибы, ХАМАС, «Хезболла», «Аль-Каида», «Боко Харам», ИГИЛ. Все они в какой-то момент, как и предсказывал Достоевский, начинали резать и убивать друг друга. Но тем не менее успели произвести опустошения, которые превзошли опустошения, принесённые эпидемиями чумы, холеры, жёлтой лихорадки, малярии, испанки.
Как было сказано во вступлении, человеческой душе присуща и жажда свободы, и жажда справедливости. Мы не устаём восхвалять порыв к свободе и склонны забывать, какую высокую цену приходится платить за неё в реальной жизни. Свобода моего ближнего не только облегчает для него возможность напасть на меня, ограбить, унизить, убить. Она также даёт ему возможность превзойти меня во всех жизненных начинаниях, обнаружить мою слабость, ограниченность, бедность ума и чувства, наполнить душу завистливой тоской, от которой я буду искать спасения в равенстве всеобщего рабства.
Именно на этом свободном выборе миллионов людей и держится могущество старых и новых «трихинов». Под их тоталитарной властью неравенство сохраняется, но оно обезличено. Мой ближний, поставленный на высокий пост, занимает его не потому, что он лучше меня, а потому, что господствующая партия или мусульманская улема поставили его туда. Регулярные чистки правящего аппарата, уничтожение верхнего слоя только укрепляют рядового человека в преданности режиму.
Другое благо тоталитаризма: он дарует подданным сознание непогрешимости. До тех пор пока я разделяю догматы марксизма, гитлеризма, Красного цитатника, Корана, душа моя защищена от микроба сомнений. Я упиваюсь своей гарантированной правотой во всём, цельностью картины мира и готов растерзать всякого, кто посмеет покуситься на неё.
Американцы воображают, будто тоталитаризм рождается там, где группа злых заговорщиков прорывается к власти и подчиняет себе благонамеренное большинство. Они не замечают, как легко метастазы деспотизма возникают в их собственной среде в виде всевозможных культов. Харизматический проповедник обращается к своим слушателем с простым призывом: «Отдайте мне свою свободу, подчинитесь моим заповедям и правилам жизни, и я вознагражу вас сознанием исключительности и непогрешимости». Именно на это откликнулись последователи Рона Хаббарда, создавшего учение и церковь Саентологии, Джима Джонса, увлекшего тысячу своих приверженцев в Гайану, где они отравили себя и своих детей, Дэвида Кореша, закончившие самосожжением в своём лагере в Вэйко (штат Техас). Если подобные массовые добровольные отказы от личной свободы возможны в стабильной структуре цивилизованного государства, мы не должны удивляться тому, что целые народы совершают их после революций, разрушивших социальный порядок.
Порыв к свободе порождает революции, которые, как правило, вырождаются в кровавые раздоры, от которых люди ищут спасения под сильной государственной властью. В междоусобной послереволюционной борьбе Сталин, Муссолини, Гитлер, Ататюрк, Франко, Мао Цзэдун, Ким Ир Сен, Кастро продемонстрировали наибольшую силу и вознеслись на вершину абсолютной власти над своей нацией. Но выстраивали свои культы они на том же фундаменте: на отказе миллионов людей от бремени опасной свободы.
Во вступлении я писал о дозорных на мачтах государственного корабля, всматривающихся в туман грядущего и в тайны мироздания. Но есть среди них и очень важный отряд тех, чей взор обращен не вперёд, а назад. Мы называем их историки. И за последние сто лет им удалось необычайно расширить наши представления о пути, пройденном человечеством за обозримые пять-шесть тысячелетий. Они открыли для нас дела, обычаи, верования, семейный уклад, военные столкновения «племён минувших», которые не были известны Локку, Монтескье, Адаму Смиту, Жан-Жаку Руссо, Гегелю, Марксу, Шпенглеру и другим политическим философам прошлого.
Картина, открываемая для нас новыми поколениями историков, опровергает убеждение Экклезиаста в том, что «нет ничего нового под солнцем». Повсюду мы видим, как медленно, но неуклонно менялась жизнь народов, населяющих землю. Почти каждый из них проходил разные стадии овладения силами природы. Сегодня уже с уверенностью можно выделить четыре ступени цивилизации: народ-охотник, народ – кочевник и скотовод, народ-земледелец, народ-машиностроитель[346].
Примечательно, что рудиментарные остатки первых двух ступеней существуют и в наши дни. Охотой и рыболовством продолжают жить племена в верховьях Амазонки, на некоторых островах Гвинеи, отдельные группы австралийских аборигенов. Кочевниками-скотоводами остались многие семейные кланы в Монголии, бедуины на Синайском полуострове и в Израиле, масаи в Кении, ненцы, пасущие оленей на Севере России. Эмиши в Америке пытаются остаться на земледельческой стадии, не входить в индустриальную. Но основная территория земной суши поделена – захвачена – земледельцами и машиностроителями.
Самыми драматичными и трудными в истории народов являются моменты переходов с одной ступени на следующую, которые растягиваются на десятилетия и века. В эти периоды особенно сгущаются военные конфликты, кровавые раздоры, социальные потрясения.
Вглядимся сначала в феномен военного противоборства. Для упрощения разобьём известные нам войны на три типа.
Первый: противники говорят на разных языках, но обладают почти одинаковым вооружением. Примеры: войны между племенами американских индейцев, войны Древнего Рима с Карфагеном и Персией, наполеоновские войны в Европе, две мировых войны в XX веке.
Второй: противники одинаково вооружены и говорят на одном языке. Примеры: любая гражданская война на любой ступени цивилизации.
Третий: противники говорят на разных языках и находятся на разных ступенях, поэтому один сильно уступает другому в качестве и количестве вооружений. Примеры: колониальные захваты, нашествия кочевников-скотоводов на земледельческие страны, экспансия викингов-норманнов, войны американцев с индейцами, США против Вьетнама и Афганистана.
То, что мы расплывчато называем сегодня «Страны Третьего мира», есть на самом деле народы, стоящие перед необходимостью перехода со ступени земледельческой на ступень индустриальную. В их городах уже есть электричество, радио, асфальтированные улицы, заполненные автомобилями, есть аэродромы, шахты, нефтяные вышки и прочие достижения технического прогресса, но нет одного: собственного машиностроения. Почти всю технику и всё современное вооружение они должны покупать в индустриальных странах.
В течение всего XX века переход на индустриальную ступень совершали Россия, Испания, Турция, Мексика, Китай, Индия и многие другие страны. Эта трансформация влекла за собой такие огромные социальные сдвиги, что каждая страна расплачивалась за них тяжелейшими гражданскими войнами и революционными взрывами. Но и страны, обогнавшие их, в своё время заплатили за переход такую же кровавую цену.
XVII век – Голландия завоёвывает независимость от Испании, на территории Германии полыхает Тридцатилетняя война, гражданская война в Англии и свержение короля, религиозные войны и Фронда во Франции.
