— Все… Жаль, Вив… — И он разжал пальцы.
Тело Вивиан разбилось на камнях тридцатью метрами ниже, недалеко от догоравшего квадри.
В тот же момент подоспели Мари и Ангус.
Мари отвела глаза, разглядев внизу переломанное тело Вивиан.
Память отослала ее на несколько часов назад, в кухню, когда Вивиан с огромным синяком на лице сказала, что Лукас очень болен…
Мари перенесла свое внимание на мужа, глаза которого все еще были устремлены в пустоту.
— Почему ты это сделал? — глухо и резко заговорила она. — Почему ты сам расправился с ней? Если бы мы все были здесь и допрашивали Вивиан, она была бы жива!
Он повернул к Мари отупевшее лицо, словно пробуждаясь от дурного сна.
— Я не хотел ее смерти… Я только хотел узнать почему. Почему она хотела тебя убить? Почему она убила моего близнеца? Она не оставила мне ни одного шанса узнать это, ни одного!
Голосом, в котором слышалась печаль, он повторил, что отдал бы все ради того, чтобы она сказала почему. Все…
Ангус соболезнующе положил ему на плечо руку.
— Всем нам пришлось когда-то лично переживать какое-то преступление, даже когда мы не были к нему причастны. Может быть, кое-какие ответы мы найдем в ее квартире…
— Я к вам присоединюсь, — сказала, вставая, Мари. — Вот только дождусь судмедэксперта.
27
Квартира Вивиан кишела криминалистами. И лишь Броди, Броди Голубому, как мило в насмешку прозвал его Лукас, удалось найти монашеское облачение в тайнике стенного шкафа.
И красный маскарадный костюм. Алый.
— Судя по всему, именно это напялила на себя Вивиан в конюшне, когда на Мари напал псевдофантом Даны, — заявил Ангус.
Лукаса они нашли в оранжерее.
Полицейский только что вывалил на пол содержимое мусорного бака, в котором Вивиан сожгла какие-то бумаги, в том числе старые записные книжки, почти полностью уничтоженные огнем. Без сомнения, это были научные дневники Фрэнсиса Марешаля.
Ферсен осторожно положил их в пластиковый пакет и попросил Броди все срочно отправить в лабораторию.
Фургон, зафиксированный камерой видеонаблюдения, тот, на котором вывезли похищенное тело близнеца, был найден в ближайшем гараже, снятом пейзажисткой на год.
Среди разнообразного садового инвентаря обнаружили ящичек с приспособлением для клеймения, подобным тому, каким пользуются ковбои, чтобы клеймить рогатый скот.
Найденное клеймо изображало трискел с тремя спиралями, вращающимися влево, — печать Алой Королевы.
На ней еще остались кусочки обгорелой кожи.
— Некоторые принадлежат Мари, — процедил сквозь зубы Лукас. — Отправить в лабораторию.
Повернувшись к Ангусу, он пожал плечами.
— Даже если я искренне сожалею о ее смерти, для меня облегчение знать, что она и есть истинная виновница.
Жандарм ответил не сразу. Он выглядел озадаченным. Не то чтобы он сомневался в очевидной причастности Вивиан, но…
— Такое множество улик мне кажется чрезмерным, как и в случае с Фрэнком. А если убийца все еще манипулирует нами? Если Вивиан была только пешкой? Да и Эдвард Салливан все еще на свободе…
Мари в последний раз посмотрела на лицо Вивиан, затем отвернулась от тела и подошла к судмедэксперту, начавшему священнодействовать над трупом.
По тому, как она обратилась к нему, было очевидно, что тема ей крайне неприятна. Ей хотелось знать, наследственной ли являлась болезнь Элен и передается ли она потомкам.
Врач не мог дать ей однозначного ответа:
— Вполне возможно, но это пока не установлено.
Тогда она напомнила ему о провалах памяти, резких переменах настроения, даже об агрессивности своего мужа.
Судмедэксперт обнадежил ее:
— Люди с болезнью Альцгеймера действительно теряют память и без всякой причины переходят от веселости к подавленности, но агрессия у них наблюдается очень редко. — Он хитро взглянул на нее снизу вверх, не обманутый причиной ее расспроса. — У вашего мужа просто поднялось давление, и ему трудно совладать с собой, — успокоил он ее.
Затем, сочтя тему закрытой, он открыл свою сумку и положил необходимые инструменты так, чтобы они были под рукой: на ноги трупа.
Пребывая в нерешительности, Мари не двигалась с места. Врач взял скальпель и точным движением разрезал брюшную полость от подбородка до лобка. Каплями выступила кровь.
Мари отвела глаза.
— Я хотела вас спросить… У однояйцевых близнецов дактилоскопические линии идентичны?
Заглушенный звук скальпеля, брошенного им в кювету.
— Нет. Это даже единственное, что уникально у двойняшек.
Взяв расширитель, он разделил грудную клетку.
Ему совсем не было нужды оборачиваться, он и так знал, что ей сейчас не по себе. И не только из-за неприятного хруста ломающихся ребер.
— У меня не было времени снять отпечатки пальцев близнеца. Но если вам нужно было сравнить их с отпечатками пальцев вашего мужа…
Мари залилась краской, словно ее застали с поличным, когда она осмелилась подумать, что, возможно, умер не близнец, а Лукас.
— Этим объяснялись бы провалы в памяти, смена настроения, приступы ярости. Он так… изменился, — потерянным голосом пробормотала она. — Я в отчаянии, не знаю, почему я все это вам рассказываю.
Он резко повернулся к ней:
— Наверное, потому, что я не отважусь повторить это кому бы то ни было здесь…
Она была признательна ему за его деликатность.
— Глупо, я знаю, но… Спасибо вам.
Голос врача заставил ее остановиться на пороге:
— Есть еще один способ удостовериться.
Мари повернула к нему голову.
— Принесите мне образец отпечатков вашего мужа, я сравню их с отпечатками Лукаса Ферсена в нашей картотеке.
Мари нерешительно улыбнулась ему, покачала головой:
— Очень любезно с вашей стороны… Пока нет необходимости.
Лукас в конце концов нашел новые батарейки и разговаривал сам с собой в полный голос, чтобы не сойти с ума в этом узилище, куда не проникал ни один звук.
Свет у него теперь был, осталось только сообразить, чем метить дорогу, чтобы не потерять свои ориентиры.
Он посмотрел на хлеб, лежащий на блюде с завтраком, который он так и не съел.
Опять вспомнился Мальчик-с-Пальчик… Нет, не годится. Он пробежал взглядом по сотням книг библиотеки, и лицо его прояснилось.
Наугад он выхватил одну, заглавие которой вызвало у него саркастическую гримасу: «Лабиринт».
