Книга Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл

– Он устроил эту чертову штуку. Он и сейчас все еще пытается собрать. Последняя возможность. Скоро будут здесь.

– Кто? – спрашиваю я, все еще стрясая с себя кошмар. – Кто устроил что? – Даниил без единого слова вскакивает и несется к двери. Держится рукой за живот, а другой рот себе зажимает. – Что случилось? – Агнешка ловит меня, не дает догнать его. – Пусти! – ору я. – Дай посмотрю, что с ним…

– Да живот болит, вот и все. Всё вон, с обоих концов, так сказать. Так бывает, когда наедаешься после простой диеты.

– Почему ты его не остановила?

– Все они такие, эти Kreaturen[133], — хуже животных. Никакой выдержки. – Ведьма жмет плечами и продолжает стричь себе волосы. – Judenscheisse. Подумать только, на кого пришлось полагаться, спасая собственную шкуру! – Она смеется, будто это наша с ней шутка, но потом серьезнеет. – И все же в лихое время все средства хороши. – Я прикусываю язык и смотрю, как пряди сползают у нее по спине, как злобные желтые змеи. – Сию минуту выходим, – говорит она. – Это недолго.

– Но куда мы идем? – Я силой пытаюсь улыбаться. Никогда не верь ведьме, но если хочешь обвести ее вокруг пальца, лучше делать вид, что вы друзья.

– На автобус, само собой. – Агнешка откладывает ножницы, трясет головой и проводит пальцами по неровным черным пучкам. – Чудесное ощущение – освобождение прямо. Я вообще не понимаю, с чего такой сыр-бор. Суета это все, мне кажется. Так, ну что у нас с мальчиком?

– А что за автобус? – не унимаюсь я, выходя за ней из сарая. – Я не понимаю. Это где?

– У озера, недалеко. Пошли, Беньямин. – Она кивает на Даниила, присевшего в ревене. – Пойдем по дороге к деревне. Автобус хорошо спрятан – среди деревьев, замаскирован, так я смогла за ними следить. Я покажу.

Я замираю.

– Откуда ты знаешь, что этот не из тех автобусов, других? Которые забирали больных и старых в…

– Потому что, – говорит она с преувеличенным терпением, – у него на каждом боку по красному кресту. Ты знаешь, что такое Красный Крест, да? В общем, Лили, он не наш. Он шведский. Их несколько – остальные загрузились и уехали, а у последнего были какие-то неполадки с двигателем. Он их задержал на три дня.

Я отстаю, жду Даниила, а выглядит он хуже некуда. Вдобавок ко всему прочему он теперь еще и «зелененький». Зубы у него стучат, но кожа такая, будто он горит.

– Тебя рвало? – Он несчастно кивает и отстает, подволакивая ноги, идет так медленно, что я беру его под руку. – Только на меня не блюй, ладно?

Ведьма на краю сада уже топает от нетерпения. У нее под мышкой пухлый тряпичный мешок, и даже не стоит спрашивать, что в нем. Может, у меня история и не сможет кончиться как положено, и все останется как есть, но тут-то я точно сделаю все не хуже Гретель.

– Давай я. – Ведьма принимает Даниила на себя. – Соберись, мальчик. – Она улыбается, но говорит резко. – Поддай-ка. – Сколько-то времени попытавшись поставить его прямо, она останавливается, и у нее на лице-пудинге возникает странное выражение. – Беньямин, если мы вдруг потеряемся, скажи-ка еще раз, как будет «меня зовут Агнешка».

– Jestem zabó jcą dzieci, – отвечает Даниил и стонет. Ведьма ослабляет хватку и отступает, его начинает качать. Я так боюсь, как бы он не упал, что обнимаю его обеими руками, а она вышагивает туда-сюда и твердит: «Меня зовут Агнешка».

– И еще, последнее, – говорит она тихо. – Как сказать «я медсестра»? – Я чувствую, как Даниил напрягается. Гляжу на него, и лицо у него теперь почти такое же странное, как у нее. – Такой полезный навык может очень пригодиться.

Даниил кивает.

– Jestem zabó jcą dzieci, – говорит он очень отчетливо. Что-то тут не то: он ищет мою руку и так крепко ее сжимает, что у меня все пальцы колются иголочками, – и он никогда так не старался добиться от нее правильного произношения. «Jestem zabó jcą dziecka». Он выговаривает это раз десять.

– Хорошо. – Ведьма отпихивает меня и снова берет Даниила за руку. – Давай, Беньямин, не подкачай. Недолго осталось. – Она улыбается, но глаза у нее жесткие и злые. – Лили, дорогая моя, ты беги вперед и предупреди, чтобы они нас дождались.

Ледяные пальцы щиплют меня за спину. Ведьма замышляет что-то дурное. Даниил тоже это чувствует. Глаза его умоляют меня, а сам он качает головой.

– Но я не знаю, как их найти, – начинаю ныть я.

Она раздраженно цокает языком.

– Я же тебе объясняла…

– Я боюсь идти одна.

Мы подходим к башне. Сердце у меня бухает – я готовлюсь. Еще шаг, еще – вот! Я выхватываю мешок у нее из-под мышки, несусь к двери и швыряю его внутрь. Взлетают голуби. Ведьма визжит. Бросив Даниила, она кидается за своим сокровищем, зарывается в прокисший помет, ищет рассыпанные драгоценности и золотые зубы. Я молнией поворачиваю ключ в замке. Она уже колотит в дверь и ревет, угрожает. Ей не сбежать, но как бы я ни старалась, на ноги мне Даниила не поставить, и теперь я боюсь, что спасатели уедут без нас.

– Иди, – выдыхает он, закрывая глаза. Я падаю на колени и ненавижу его внезапную умиротворенность.

– Я вернусь, – обещаю я, прижимаясь щекой к его щеке. – Я найду этих людей, скажу им подождать и сразу приду за тобой.

Я несусь через двор, вдоль стены старых конюшен, огибая разбитые повозки и ржавую сельскую технику, бегу, пока мои босые ноги не спотыкаются на исчирканном сорняками гравии, которым некогда была отсыпана величественная подъездная дорожка. Передо мной нависают громадные кованые ворота – до того заросшие, что их, наверное, не открывали много лет. Примечаю в поросли тайную ведьмину тропу – чистое везение. Крапива впивается своими жалами, колючки хватают меня за лодыжки и запястья, красят мне ноги ожогами красных капель, но мои заклятья сильнее ведьминых, и ее путь приводит меня к узкому каменному перелазу на краю дороги.

Воздух, поднимающийся от озера, холодит, но воды не видать, она вся за деревьями и кустами. И автобуса тоже не видно. Ведьма сказала, что нужно двигаться к деревне, но я, хоть и помню, что видела издали ее постройки, когда мы спускались с холма, понятия не имею, идти мне по дороге налево или направо. Я бегу вправо, считая до двухсот, потом поворачиваю и бегу обратно. Досчитываю до ста девяноста девяти – и тут слышу голоса, ныряю в кусты и почти вляпываюсь в автобус, так он хорошо скрыт ветками и папоротниками. Почти точно тот самый, от которого мы сигали в канаву. Того, кто говорил, не видно. Я потихоньку крадусь вперед, прижавшись к боку автобуса, останавливаюсь глянуть на кроваво-красный крест и… налетаю на чьи-то вытянутые ноги.

– Hej! – Человек, лежащий под автобусом, вылезает наружу и встает на ноги, помахивая здоровенным гаечным ключом. Это великан с замурзанным лицом и короткими белыми волосами – в точности как у Храбена. И все же я, вспомнив, что надо быть смелой, сразу не убегаю. – Vänta, lilla! – ревет он, но потом говорит тише и протягивает измазанную маслом черную руку. – Подожди, малышка. Олаф ты не больно. – Он поворачивается и ревет еще громче: – Лоттен! Сигрид! Var firms dessa kvirmor när du behöver dem?[134]