— Англичанки? — Несмотря на легкое возбуждение от рома, Уитни мгновенно насторожилась, сразу вспомнив о некоторых вещах, о которых упоминали Гарнер и его семья. То, как Байрон встретил новость об их браке: он говорил что-то насчет других идиотских поступков и позора и о том, что она была не первой, кто охотился за состоянием Гарнера. Для такого красивого и мужественного человека, как Гарнер…
— У него уже были проблемы из-за женщин?
— Женщины! Их было по меньшей мере две. У него поразительный дар коллекционировать женщин с проблемами. Первый раз, когда ему было шестнадцать… его застали в конюшне с девушкой, которая старалась подстроить все так, чтобы стать миссис Таунсенд. Байрон пошел показать друзьям своего нового жеребца — и среди них был отец этой девушки, — и они натолкнулись на парня, который был возбужден до крайности и сам играл роль жеребца. — Эзра нехорошо улыбнулся, и его поблекшие глаза оживились. — Поднялся скандал, потому что она была старше его и к тому же оказалась развязной девицей… чертовски развязной, если вы понимаете, что я имею в виду. Ну, и его с позором выгнали в Англию. Нашли ему отличное место для учебы — в Королевском военном колледже. Он его закончил и должен был уже возвращаться домой, как тут вдруг к нему воспылала страстью невеста его лучшего друга и залезла прямо к нему в постель! Конечно, состоялась дуэль, и он ранил парня. Вернулся домой с поджатым хвостом и с тех пор ни разу не выпил и не взглянул на девушку.
Я сказал Байрону: «Оставь парня в покое — ему просто нужно осмотреться и приспособиться к самому себе». Но Байрон, он в точности такой, какой была его мать, — у него нет совсем никаких желаний. Ничего в этом не понимает. Парень же не виноват, что такой красивый и богатый… и такой… возбудимый. — Эзра засмеялся, глядя, как покраснела Уитни. Он не понимал, что только что приоткрыл тайну Гарнера Таунсенда и его отчаянного противостояния ей.
Ясно, что она была не первой Далилой, с которой он встретился. Уже дважды он опозорился в глазах своей властной семьи из-за влечения к женщинам. Его даже отослали в Англию, чтобы избежать огласки, а он только еще больше скомпрометировал себя, ранив своего лучшего друга из-за другой Далилы.
А теперь сама она стала причиной его несчастья, но более рокового, потому что он связал с ней свою жизнь. Она поступила с ним точно так же, как и те девушки: использовала его желания, чтобы удовлетворить свои. И с этой целью раз за разом ставила Гарнера в тяжелое положение, всячески издевалась над ним, выставляла в смешном виде перед его же солдатами, вынуждала поступиться понятиями чести и долга, подвергла унижению со стороны его командира, заставила переживать презрение семьи. Просто чудо, что он еще мог смотреть на нее, тем более так тепло улыбаться, так нежно ласкать и любить…
Любить… ее? Уитни замерла, зажав стакан в руке. Что таится в глубинах его сердца? Неужели любовь? Неужели любовь возбуждала в нем такую страсть к ней, побуждала его защищать и утешать ее, так настойчиво требовать, чтобы она отказалась от усвоенных с детства привычек, которые мешают ей стать равноправным членом общества, которому он принадлежит? Он заявил, что она должна быть ему женой… затем утешал, заботился о ней, купил для нее все эти роскошные платья… как будто она была избранницей его сердца. Уитни захлестнула огромная радость.
Гарнер совершенно прав, она должна стать ему женой, которой он мог бы гордиться. Любящей и преданной женой. И она его любит… всем своим существом. И он тоже когда-нибудь полюбит ее… обязательно полюбит!
— Я спрашиваю, — говорил Эзра, подавшись вперед и подняв над своим стаканом наполовину осушенную бутылку, — выпьем еще по одной?
Уитни пришла в себя.
— О… Ну… — Она с сожалением облизнулась, затем накрыла свой стакан ладонью. — Нет, лучше не стоит. Понимаете, мне нужно научиться пить вино… то есть я сама хочу привыкнуть к нему и постараюсь побыстрее.
Эзра сморщился, проницательно глядя на решительное выражение ее лица.
— Отказываетесь ради него, верно?
Уитни покраснела, но его утверждение заставило ее улыбнуться. Это был не совсем «отказ», а скорее мена: отказаться от крепких напитков, чтобы завоевать частичку сердца Гарнера.
— Проклятие! — проворчал Эзра, ставя бутылку на стол. — Только я нашел себе компаньона для выпивки… — Он скрестил на груди худые руки, откинулся на спинку кресла и мрачно поглядел на нее. Но когда она задумчиво ему улыбнулась, он вдруг ожил. — Что ж, тогда я сам научу вас пить вино. Я отлично разбираюсь в винах.
И, не дожидаясь ее ответа, он стал резко разворачивать кресло к выходу.
— Не сидите просто так, женщина, подтолкните меня!
Уитни вскочила на ноги, и когда они добрались до двери, старик стал звать Эджуотера. Дворецкий поспешно примчался на вызов. Эзра выпрямился в кресле и напустил на себя повелительный вид.
— Подайте вина… в обеденный зал. Принесите мне бутылку шабли, которое подавали к ужину два дня назад, бутылку нашего лучшего кларета… и мягкого хереса… еще самой лучшей мадеры, хорошего крепкого мозельского и крепкого бургундского…
— Но, право, сэр… — Эджуотер перевел взгляд с Эзры на Уитни и презрительно фыркнул, затем снова втянул в себя воздух. Почувствовав исходивший от них запах рома, он сурово произнес: — Полагаю, вы уже приняли свою норму.
— И еще хлеба, черт побери, и побольше бокалов! — Возмущенный возражениями дворецкого, Эзра помрачнел. — Пока еще этот дом на десять процентов принадлежит мне, а значит, и десять процентов погреба. И если вы немедленно не принесете то, что я требую, вас вышвырнут из дома, даю вам сто процентов!
Уитни с трудом сдержала смех, глядя, как Эджуотер побледнел и отдернул руки. Он со всех ног кинулся исполнять приказание старого Таунсенда, так что фалды его черного фрака хлопали, как крылья испуганной вороны. Эзра удовлетворенно вздохнул и жестом приказал Уитни ехать вперед.
— В обеденный зал, женщина.
Глава 19
В обеденном зале и застал их Гарнер, вернувшись в тот вечер домой, — за столом, уставленным дюжиной распечатанных бутылок с лучшими винами из погреба Таунсендов. Эзра обмяк в своем кресле и громко храпел. Уитни сидела подперев голову и прилежно повторяла названия вин, год урожая и характеристики данного урожая.
Под негодующими взглядами Эджуотера и Маделайн Гарнер подошел и помог подняться со стула своей покачивающейся жене. Его вид заставил Уитни немного прийти в себя, и она выдавила смущенную улыбку, когда Гарнер потребовал отчета в ее действиях.
— Т-твой д-дед учил меня в-винам… — покачнувшись, Уитни уткнулась лицом ему в живот, — что… чтобы… ты мной гра… гордился.
Честное признание Уитни смягчило его ярость. Удивительно, но, по-видимому, она сумела найти подход к сварливому и язвительному Эзре… как и к нему самому. Гарнер взял в ладони ее нежное лицо, чувствуя в груди стеснение. Совершенно пьяная, она все равно излучала искренность и невинность, которые делали ее недостатки достоинствами.
