— Посвети мне, — попросил Джесон.
Он быстро пробежал заметку глазами, взволнованно вздохнул и воскликнул:
— Господи Иисусе!
— Что? — нетерпеливо спросила Гвинет. — Говори же, не тяни!
Он медленно поднял голову и ответил, глядя Гвинет прямо в глаза:
— Там сказано, что молодой специалист по ландшафтам по имени Уиллард Брайент был ограблен и застрелен в Бристоле в тот момент, когда возвращался домой после встречи со своим заказчиком. Помимо денег, пропало золотое кольцо-печатка Уилларда с изображением розы, символа его профессии.
Они замолчали и долго смотрели друг другу в глаза.
Наконец Гвинет сказала:
— Вот почему Джерард был готов на все ради этих бумаг. Ведь они неопровержимо доказывают, что он — убийца.
— Не уверен, что этого будет достаточно для обвинения, — сказал Джесон.
— Может быть, но если эти бумаги попадут в суд, его имя навсегда будет покрыто позором.
— Я отдам все это Ричарду, — ответил Джесон, — а затем мы с тобой поедем в гостиницу и заночуем там. Здесь мы не можем оставаться, и на Мун-стрит нас тоже не ждут.
— А завтра утром поедем в Роузмаунт к леди Мэри?
— Да, завтра утром мы поедем в Роузмаунт, — улыбнулся Джесон.
Она не стала спускаться вниз вместе с Джесоном. сказав, что ей нужно собрать свои вещи. Быть может, это было невежливо с ее стороны — не попрощаться с Ричардом Мейтлендом, но Гвинет просто не знала, что она может сказать этому человеку.
Гвинет упорно возвращалась мыслями к леди Мэри Не оставалось никаких сомнений в том, что та любила Уилларда Брайента. Быть может, они замышляли побег, и Хьюго застрелил молодого садовника.
Леди Мэри, Грейс — здесь было над чем подумать.
Гвинет подняла пальто Грейс.
«Отдам его леди Мэри», — решила она, нисколько не сомневаясь в том, что рано или поздно Грейс сумеет разыскать свою хозяйку.
Внезапно Гвинет охватил озноб, зубы ее застучали, и она обернулась в поисках своей пелерины. Она валялась в изголовье постели — свидетельница многих приключений, выпавших на долю Гвинет. В этой пелерине она была и в Хэмпстеде, и сегодня ночью. Пелерина была перепачкана грязью, один рукав у нее порвался, а на груди темнели пятна крови. Да, с этой пелериной придется распрощаться.
Впрочем, через несколько дней Гвинет станет женой Джесона, и тогда у нее будет сколько угодно и пальто, и даже меховых шуб, но вряд ли хоть одну из них она будет любить так, как любит эту жалкую зеленую пелерину.
Гвинет заплакала, сама не зная почему. Ведь это была всего лишь старая пелерина.
* * *
Она проснулась в слезах, с гулко бьющимся сердцем. Сон отступал, и дыхание Гвинет постепенно становилось ровным и спокойным. Ей снился Марк, но во сне он не был Марком. Он был лордом Айвеном, и за ним гнались люди с перекошенными от злобы лицами. Среди них был Джесон, и он тоже не стремился прийти на помощь своему собственному сыну.
Страх понемногу отпустил Гвинет, и на смену пришла реальность. Гвинет вспомнила, где она находится-в гостинице «Кларендон», куда они с Джесоном приехали вчера поздно ночью. Наскоро поужинали и легли спать. Но сейчас Гвинет была одна.
Она заставила себя встать, протерла заплаканные глаза. Постель еще хранила запах Джесона, а тело Гвинет болело и ломило. Ей трудно было припомнить, сколько раз они с Джесоном занимались вчера любовью. Впрочем, «любовь» было не самым подходящим словом для того, что они делали. Это был какой-то отчаянный порыв. Джесон брал ее раз за разом — яростно, исступленно, и у Гвинет уже не оставалось сил для того, чтобы отвечать ему. Порой ей казалось, что вместе с ней в постели находится чужой, незнакомый мужчина.
Повернув голову, Гвинет увидела стоящего возле окна Джесона. Он был полностью одет, и на его лицо от зажженного во дворе гостиницы фонаря падали причудливые тени.
— Джесон? — окликнула его Гвинет, зябко поводя плечами.
— Я не мог уснуть, — ответил он, медленно отворачиваясь от окна, — и поэтому решил встать и одеться.
Джесон подошел к кровати, но не потянулся, чтобы обнять Гвинет.
— Я думал о лорде Айвене, — сказал он.
— Что именно?
— Мне показалось, что он ненавидел своего отца. Как ты считаешь?
— Я… я не знаю. Не думала об этом. Но если ты спросил, то… нет, наверное, это не так. Мне кажется, что он любил своего отца, но этого, увы, мы уже никогда не узнаем.
Они надолго замолчали, а затем Джесон сказал:
— Он был мерзавцем до мозга костей, и я должен был бы радоваться его смерти, но меня почему-то мучает раскаяние.
— Я знаю, я сама чувствую то же самое, — ответила Гвинет, чувствуя подкативший к горлу комок.
— Почему так случилось? Ведь перед ним были открыты все пути, а он стал бездушным убийцей.
Гвинет не ответила, погрузившись в собственные мысли.
— Марк должен знать о том, что его отец очень любит его. Я буду беречь его. Да, Гвин, клянусь, я буду беречь нашего Марка, — он прикусил губу. — Но я ничего не знаю о детях и не уверен, что когда-нибудь научусь их понимать.
Гвинет взяла ладонь Джесона, прижала ее к своей щеке.
— Что это? — спросил он. — Слезы?
— Ты добрый человек, Джесон Рэдли, — дрожащим голосом сказала Гвинет. — Из тебя получится прекрасный отец. Мы с тобой сделаем все, чтобы Марк тоже вырос настоящим человеком. А теперь ложись в постель, люби меня.
Теперь он снова стал Джесоном и любил ее пылко и нежно.
* * *
У Гвинет больше не было ни пальто, ни пелерины, но погода разгулялась, и поэтому ей было тепло даже в шали, накинутой поверх серого шерстяного платья, Гвинет не расстраивалась, она считала, что и так выглядит вполне респектабельно.
В Роузмаунт они приехали за полдень, у порога их встретила сияющая экономка.
— Миссис Бэрри, — воскликнула она, прежде чем Гвинет или Джесон успели промолвить хотя бы слово. — Ее светлость ждет вас. Этот милый джентльмен, мистер Мейтленд, уже побывал у нас и сказал, что вы приедете. Могу я взять у вас это?
Последние слова относились к голубому пальто, переброшенному через руку Гвинет. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой. Если здесь не окажется Грейс, она отдаст это пальто только леди Мэри, и никому иному.
Экономка покосилась на ящик, который держал в руках Джесон, но предложить свою помощь не решилась.
— Ну что ж, — сказала она, — милости прошу, проходите.
Она повела их в застекленную оранжерею. Солнечный свет, лившийся с прозрачного потолка, заливал сиянием каждый уголок оранжереи, каждый лист. Оранжерея была уставлена горшками, в которых росли пестрые, веселые цветы — названий многих из них Гвинет не знала. Слышалось негромкое журчание воды, струившейся из устроенного в стене маленького фонтана.
