Сет не заговорил со стражниками. Не постучался в дверь, а просто открыл ее и вошел в лофт. Айслинн была там. Скулы на ее лице проступали острее, будто она слишком сильно похудела. Это первое, что бросилось Сету в глаза. И почти сразу же он заметил, что она сидит гораздо ближе к Кинану, чем прежде. Айслинн улыбалась, глядя на него, а Кинан о чем-то говорил.
Сет вошел, и в комнате стало пронзительно тихо. Кинан не отодвинулся от Айслинн, но замер. Улыбка Айслинн исчезла, сменившись удивлением и неуверенностью.
— Сет, — прошептала она.
— Привет. — Он давно уже так не волновался, как сейчас— Я вернулся.
Лицо Айслинн менялось каждое мгновение, будто незримый ветер гнал по нему волны эмоций. Потом она вскочила, подбежала к Сету и оказалась в его объятиях. В тот момент мир снова стал для Сета понятным и справедливым. Она плакала, вцепившись ему в плечо.
Кинан тоже встал, но не двинулся с места. Вид у него был взбешенный. По комнате заклубились вихри. Кожу Сета обожгло горячим песком.
— Ты уже не смертный, — пробормотал Кинан.
— Да. Теперь я — один из вас, — подтвердил Сет.
Не выпуская его руки, Айслинн чуть отстранилась и стала вглядываться в его лицо.
— Что ты сделал? — спросила она.
— Я нашел ответ. — Сет вновь притянул ее к себе. — Я скучал по тебе.
Кинан молча прошел мимо них к двери. Он двигался как заводная кукла.
Айслинн напряглась. Сет не знал, останется ли она с ним или побежит за Кинаном.
— Кинан! Постой! — крикнула она.
Но король Лета уже вышел из лофта.
Дония сразу поняла, кто стучит в ее дверь. Придворные донесли ей, что Сет вернулся в смертный мир, став фэйри. Появление Кинана было неизбежным.
— Ты ведь знал, где он, — начала Дония.
Ей требовалось его подтверждение. Они слишком долго играли в полуправду. Время подобных игр кончилось.
— Ты знал, что Сет находится в Стране фэйри.
— Знал, — тихо ответил Кинан.
Он стоял в дверном проеме и смотрел на нее своими прекрасными глазами цветущего лета, о которых она мечтала большую часть жизни. Он молча просил простить его. Дония знала: ему очень хотелось услышать от нее хоть какие-то слова, дающие надежду на будущее.
Но Дония не могла выговорить эти слова. Она сказала ему другое:
— Теперь Эш узнает правду.
— Неужели я все разрушил?
— Ты имеешь в виду ее?
Дония не подошла к нему, не дотронулась до плеча, как раньше. Часть ее и сейчас была готова броситься к нему. Но она помнила, как искренне он говорил ей о любви, а через несколько дней бросил ее и стал обхаживать Айслинн. Такой поворот был вполне ожидаемым, но это больно задело Донию. И боль не прошла до сих пор. А теперь — новый поворот и новый его приход за утешением.
— Да, Кинан. С ней ты все разрушил.
— А с тобой? — спросил он.
Она отвернулась. Иногда любви бывает недостаточно.
— Думаю, да.
— Я просто убежал из лофта, — выпалил Кинан. — Дон, я все испортил. Моя королева… я вообще не представляю, как это скажется на моем дворе. Я потерял тебя. Ниалл меня ненавидит. А Сорша теперь нянчится с этим бывшим смертным. Я…
Он смотрел на Донию. Прежде, когда Кинан был чем-то расстроен, это проявлялось в пульсациях солнечного света. Сейчас его кожа почти не светилась.
— Что мне делать?
Он опустился на колени.
— Что делать? Надеяться, что кто-то из нас будет добрее к тебе, чем ты был к нам, — прошептала Дония.
Потом, чтобы не размягчиться, как бывало, она повернулась и ушла, оставив короля Лета стоять на коленях в прихожей ее дома.
ГЛАВА 33
После ухода Кинана в комнату по одному начали просачиваться любопытные фэйри. Они украдкой поглядывали на Сета и перешептывались о том, что Айслинн не желала слышать. Тогда она увела Сета к себе в спальню и закрыла дверь. Это было единственное помещение, целиком принадлежащее ей. Здесь Айслинн могла оставаться наедине с собой и не чувствовать, что находится в пространстве фэйри. Лофт был их домом. Этот дом изменился. И она изменилась.
Сет уселся на краешек ее кровати и молча смотрел на Айслинн. Он сидел и, как всегда, терпеливо ждал. Он тоже изменился, но перемены были не столько внешними, сколько внутренними.
Слова замерли в горле. Сколько раз она мысленно проигрывала этот разговор с ним. Сколько раз шептала в ночной темноте, как будто Сет мог ее услышать. А теперь все слова куда-то исчезли. Айслинн хотелось сказать, что ей был ненавистен такой его уход; ненавистно, что Ниалл знает, где он, а она — нет. Айслинн собиралась крикнуть Сету в лицо, что из-за его дикого поступка она уже не будет прежней и никого не сможет полюбить любила его. Знал бы он, какую боль она пережила после его исчезновения.
Теперь же она даже не представляла, как сказать Сету о том, что она пережила. Но надо было что-то говорить.
— Мы с Кинаном… у нас бывают… свидания.
— И что это значит? — спросил Сет, скрещивая руки на груди.
— Это значит… я разрешила ему попытаться… внушить мне любовь. Хотела дать ему и себе шанс…
Айслинн злил взгляд Сета. Он смотрел на нее, свою Эш, так, будто это она все испортила. А кто ушел, кто бросил ее? Кто столько месяцев провел в другом мире и даже ни разу не позвонил?
— Что мне оставалось делать? — с вызовом спросила Айслинн, садясь рядом.
— А как насчет веры в нас?
— Ты исчез, ничего мне не объяснив. Тебя не было полгода. — Она села с ногами на диван, как любила сидеть у бабушки. — Я думала, ты не вернешься. От тебя не было никаких известий, а в день перед уходом ты отказывался говорить со мной.
Айслинн не знала, что сейчас говорит в ней: обыкновенная женская злость или прорвавшаяся печаль этих месяцев.
— И долго ли? — спросил Сет.
— Что «долго ли»?
— Долго ли он тебя уламывал? На сколько месяцев хватило его терпения?
Айслинн никогда по-настоящему не злилась на Сета. У них не было ни одной серьезной ссоры. Но сейчас она была готова его ударить. Шесть месяцев страхов, тревог и душевной боли незаметно превращали эти чувства в гнев, и этот гнев столь же незаметно копился внутри. Айслинн устала сдерживаться. Хватит!
— Ты бросил меня. Бросил и сбежал.
— А ты не помнишь, что этому предшествовало? Я хотел стать фэйри. Но фэйри лишь смеялись надо мной и советовали не делать глупостей. И когда у меня появился шанс попасть к той, кто мог сделать меня фэйри, я согласился. Я лишь недавно узнал, что в том мире время течет медленнее. Я думал: месяц — не такой долгий срок. А оказалось, что прошло полгода. Прости, что так вышло. Но мне представился шанс. Единственный.
