— Эм? — смутился он.
— Я здесь, — сказала я, остановившись в дверном проеме.
Ему явно приснился кошмар. Как странно было наблюдать за всем этим со стороны: паника, тяжелое дыхание, непонятное смятение… Но вот Эван наконец понял, на каком он свете, и мгновенно расслабился.
— Прости, — прошептал он, и я замерла с рукой на выключателе.
— Все в порядке. Может, включишь настольную лампу, чтобы я смогла погасить свет в ванной?
Я щелкнула выключателем и вернулась в постель. Эван лег на спину, закрыв глаза рукой. Я продолжала внимательно за ним наблюдать. Его грудь судорожно вздымалась и опадала.
— Что это было? — спросила я, хотя сама никогда не отвечала на подобные вопросы.
— Ты, — прошептал он.
У меня это вырвалось совершенно случайно, я дорого отдал бы, чтобы взять свои слова обратно. Я бросил взгляд в ее сторону. Она стояла, словно каменная. Что ж, похоже, пришло время объясниться.
— Каждый раз это происходит чуть-чуть по-другому. Но в конце концов ты всегда уходишь. И я просыпаюсь в холодном поту. — (У нее был такой вид, словно я ударил ее ниже пояса.) — Не стоит, Эм. Не надо себя винить. Ты здесь ни при чем.
— Но… разве я могу? — прошептала она. — Ты каждый раз просыпаешься в холодном поту из-за призраков прошлого. Разве я могу не упрекать себя за это?!
Ее глаза внезапно затуманились. Она опустилась на кровать, точно придавленная тяжестью вины. А я, как это ни печально, не мог снять с нее этот груз.
— Ты носишь свою вину, словно железную маску, поскольку внушила себе, будто ответственна за все, что происходит с другими. А в результате причиняешь боль людям, которые тебе небезразличны, поскольку отталкиваешь их от себя, слепо веря в то, что так будет лучше для них. Хватит, ты больше не можешь сгибаться под бременем вины. Ты больше не можешь отталкивать всех, кто тебя любит. Эмма, это не жизнь.
— Я знаю, — прошептала она, смахивая слезы.
— Зажав себя в тиски ошибок прошлого, ты лишаешь себя будущего.
Справедливость его слов потрясла меня до глубины души. Я выслушала их с закрытыми глазами и горько заплакала.
Я думала, что похоронила свои тайны глубоко-глубоко, в самом темном уголке своей души, однако он, к сожалению, видел меня насквозь, несмотря на мои вымученные улыбки и уклончивые ответы.
Я посмотрела ему прямо в глаза:
— Эван, прости. Прости за то, что оставила тебя лежать на полу в том ужасном доме. За то, что сбежала от тебя в Калифорнию. Это было худшее решение в моей жизни.
— Да, ты лишила меня права выбора. Вот почему мне так трудно тебя простить. Ты сделала выбор за меня. Совсем как в свое время мой отец. Но я вырос и нашел в себе силы дать ему отпор. С тобой все оказалось по-другому. Ведь ради тебя я был готов горы свернуть.
Его слова тяжелым грузом давили на грудь, казалось, еще немного — и хрустнут кости. Сравнение с его отцом ранило меня в самое сердце.
Ведь я действительно не дала Эвану ни единого шанса решить самому, достойна ли я любви. Причем я лишила его этого шанса исключительно из-за того, что сомневалась в конечном результате.
— Эван, прошу тебя, не надо сердиться, — взмолилась я. — Ну, пожалуйста. Наори на меня! Разозлись! Сделай хоть что-нибудь! И больше не давай мне спуску, если я буду вести себя как последняя дрянь. Оставь свое всепрощение! Если бы ты каждый раз не уходил в кусты, мне точно пришлось бы сделать выбор. Да, сейчас это, наверное, кажется чистым безумием, но тогда я считала, что так, и только так, смогу защитить тебя. Ты даже не представляешь, что мне приходилось выносить, и я не хотела… чтобы ты знал… Не хотела, чтобы ты видел эту сторону моей жизни.
— Какую сторону?
— Ту сторону, которую я ненавижу, — звенящим голосом произнесла она.
Она явно была на грани нервного срыва и, чтобы не смотреть мне в глаза, повернулась на другой бок. А я словно онемел. Ее откровения, словно нож, вонзились в самое сердце. Меня будто вывернули наизнанку.
Я придвинулся к ней поближе и тихо сказал:
— Торжественно обещаю, что впредь буду всегда на тебя сердиться. Но только не сегодня. Сегодня я слишком устал. — (Она горько рассмеялась.) — А теперь я тебя обниму, потому что это нужно и тебе, и мне. Хорошо?
— Так ты даешь мне право выбора?
— Да, Эмма. Я предоставляю тебе такое право.
— Ладно, — ответила она, придвинувшись ко мне.
Я обнял ее одной рукой, уткнувшись лицом в ее волосы, а она переплела свои пальцы с моими и прошептала:
— Больше никогда не буду лишать тебя свободы выбора. Клянусь.
Глава 31
Перемирие
Кремовые занавески на стеклянной двери практически не защищали от утреннего яркого света. Я перекатилась на другой бок и зарылась лицом в подушку, не желая просыпаться.
— Эй, Эм! — позвал Эван. Я только что-то недовольно проворчала из-под подушки. — Приятно убедиться в том, что ты все же сова, а не жаворонок. Как насчет того, чтобы позавтракать?
Я собралась было сказать, что прекрасно могу и сама приготовить себе завтрак, но осеклась. Эван стоял на фоне открытой двери в одних шортах для бега, по его груди струился пот. Я с трудом отвела глаза от его мускулистого тела. Интересно, чем он занимался последние два года?
Сердце болезненно сжалось, меня накрыло жаркой волной.
— Эмма?
— Я… Э-э… Как хочешь, — не глядя на него, выдавила я.
— Что-то не так?
— Эван, я тебя очень прошу, надень рубашку, — зардевшись, выпалила я.
— Ты серьезно? — рассмеялся он.
— Заткнись! — И я снова сунула голову под подушку.
— Интересно, а что, если я попрошу тебя надеть брюки? — огорошил меня Эван.
— Что?! — Я даже села от неожиданности. Волосы на голове сразу встали дыбом, и я поспешно их пригладила. — Прикрыть ноги?!
Эван ухмыльнулся и закрыл за собой дверь. Недовольно кряхтя, я откинула покрывало и поплелась в ванную комнату.
Когда Эмма наконец выплыла из ванной, я едва не подавился, молоко тонкой струйкой потекло по подбородку.
— Какого черта ты нацепила это?! — воскликнул я.
Эмма вырядилась в джинсовые шорты, короче которых мне еще не доводилось видеть. Я бессильно опустился на диван, не в силах отвести взгляд от длинных загорелых ног, словно вышедших из-под резца скульптора.
— Что ты имеешь в виду? — с невинным видом поинтересовалась она. — Это всего-навсего шорты. Сейчас ведь лето.
