Потом экскурсанты попадают на дегустацию, где их учат носованию и купажированию; в баре можно попробовать бленды разной выдержки и сам «Аберфелди», а также посидеть за столиками, изучить образцы запахов и ответить на вопросы анкеты «Носование и дегустация». Кто хочет, может посетить кафе.
После этой мультимедийной феерии экскурсия по самой вискикурне грозит стать едва ли не разочарованием, хотя гиды делают все, чтобы оживить восприятие бренда. Например, наш гид был одет в килт. А помимо этого, он оказался просто интересным собеседником. Его отец работал на этой же дистиллерии (и запечатлен на нескольких черно-белых фотографиях, выставленных в музее), а сын в раннем детстве шлепал босиком по цехам и с младых ногтей – начиная даже не с одного года, а с одного месяца – получал перед сном наперсток виски. Вследствие этого он, по его словам, никогда в жизни не простужался, но взамен приобрел устойчивое отвращение к виски – что к молту, что к бленду. Да, интересно, хотя, с моей точки зрения, это неравноценная замена.
«Аберфелди» – это сердце бленда «Дьюарс». В наши дни дистиллерия работает круглосуточно пять дней в неделю, в ее штате одиннадцать человек, включая секретаршу и менеджера. Большой закрытый заторный чан оснащен такой системой, при которой вода очищает окно. Две стальные лопасти снаружи и восемь – из сибирской лиственницы, а не привычной орегонской сосны – внутри. От четырех больших дистилляторов идут почти плоские трубки, вся конструкция так же аккуратна, как и лужайки на улице, все выкрашено в кремовый и бордовый цвета или отполировано до блеска. Это настоящее машинное отделение, где происходит изготовление ведущего молта. Почти девяносто процентов продукции идет на купажи, а различные экспресии молта – я выбираю стандартный, двенадцатилетней выдержки – это, так сказать, не визитная карточка этого производства, а главная составляющая блендов». Тем не менее это исключительно приятный напиток, насыщенный вкусами: довольно сладкий, с нотками цветов и трав. Объемный, смелый, он так и просится в купаж, и в этом нет ничего постыдного. Как предмет страсти, который ты никогда не вышвырнешь из своей постели.
Мы с отцом и дядей Бобом обедаем в центре Аберфелди – в гостинице «Блэк уотч» (Black Watch). И это знаменательно: полк, в котором когда-то служил мой дед, отец моего отца и дяди Боба, тоже назывался «Блэк уотч» – «черная стража». Дед провел три года в окопах Соммы[76]; у меня до сих пор хранится кольцо, которое он вырезал из осколка снаряда. Оно уже изрядно стерлось, но можно различить цифры и буквы: «1914 Сомма 1917». То есть оно было сделано при жизни деда, но до рождения моего отца, который появился на свет в 1918 году.
Однажды, когда отец еще ходил в коротких штанишках, они с дедом переправились на другой берег реки Форт (Forth) в поместье Барнбугл (Barnbougle), напротив семейного дома, стоявшего рядом с местом работы деда – каменоломней близ Инверкитинга (Inverkeithing). В поисках угля и кокса, смытого с прибрежного газового завода в Грэнтоне, они приплыли на лодке из Файфа и оказались на широком берегу. Тут из леса вышел мужчина с двустволкой, и они разговорились. Мужчина оказался помещиком и местным землевладельцем, в его имение забрели мои отец и дед.
Собирался он их прогнать или нет, неизвестно, потому как в разговоре выяснилось, что, подобно большинству мужчин того поколения, оба они – и землевладелец, и дед – побывали в окопах. Помещик, конечно, служил офицером, но военное прошлое их объединило, а не развело в разные стороны, что, возможно, было одним из немногих положительных следствий ужасной Войны-За-Окончание-Всех-Войн.[77]
Отец вспоминает, что дед указал на него и сказал как-то так:
– Ну, по крайней мере этому мальцу не придется такое испытать.
Был конец двадцатых годов. Помещик грустно покачал головой и ответил деду, что сомневается в его правоте и что другой войны, к сожалению, не миновать, такой же долгой и кровопролитной, если не хуже. И очень возможно, что мальчик к тому времени достигнет призывного возраста.
Дед ухватился за ружье и, прежде чем помещик сообразил, что к чему, направил дуло в лицо моему отцу. Тот замер на месте, в ужасе глядя на двойной ствол. Помещик тоже замер, вытаращив глаза, но ружье не выпустил.
– Кабы я думал так же, как и вы, – сказал дед помещику, – в том смысле, что мальцу суждено повторить мой путь, я бы сейчас же снес ему башку, чем сделал бы ему одолжение.
Затем он отпустил ружье и пошел к лодке, а отец, все еще трясшийся от страха, поплелся следом.
Конечно, помещик был прав: война пришла. Отец служил в Королевском флоте, который долгое время базировался в гавани Скапа-Флоу на Оркнейских островах. Дед дожил до шестидесяти пяти лет и умер возле каменоломни, когда в обеденный перерыв играл в футбол.
В новостях показали убитых сыновей Саддама – Удея и Кусея. Внук Саддама погиб во время той же атаки, но его тело не предъявили. Мне пришло в голову, что Саддам, случись ему сейчас ехать по пустыне в пикапе с вирусом сибирской язвы в бочке, оставшейся от его давно почившей программы по использованию оружия массового уничтожения, непременно пустил бы его в ход. Но этого не произошло. С другой стороны, считается, что постоянные атаки на американских солдат в Ираке прекратились. Но нет: опять погибли люди.
Экспедиция продолжается: отправляюсь в Инверури[78](Inveraray), Кэмпбелтаун (Campbeltown) и, надеюсь, Арран (Arran). Затем, если срастется по времени, присоединюсь к приятелям в Гриноке, чтобы перекинуться в покер. Снова BMW и одиночество, поэтому плеер в машине загружает ту музыку, которая представляет иэнтерес прежде всего для меня: оба сборных диска Remasters Led Zeppelin; OK Computer группы Radiohead, дальше Strange Brew, The Very Best Of Cream и As If To Nothing Крейга Армстронга и, наконец, приложение к июньскому номеру журнала «Q» за 1996 год: диск под названием «Mmmmm…» (такие демодиски обычно составляются как бог на душу положит, но меня всегда поражало, насколько безупречно в этом альбоме связаны друг с другом композиции, без единого слабого номера).
Выезжаю на магистраль М8, казалось бы, чуть свет, а машин уже полно. До поворота на мост Эрскин-Бридж (Erskine Bridge) у Бишоптона (Bishopton) добираюсь только без пяти восемь, то есть у меня остается всего двадцать пять минут, чтобы доехать до Гурока и загрузиться на паром до Дану́на (Dunoon). Прикидываю, что успеть нереально, сворачиваю на север, через мост и дальше вдоль озера Лох-Ломонд до Тарбета (там живет мама Роджа, но нагрянуть к ней на чашку чая в такую рань невозможно), а оттуда с ветерком по великолепной в общем и целом трассе А83, мимо камня «Отдохни и будь благодарен».[79]По-видимому, этот перевал на вершине крутого подъема был в свое время настоящим испытанием для лошадей, перевозивших людей и грузы, да и для старых автомобилей тоже. Мчусь через Глен Кинглас. Миную полуостров Кауэл (Cowal) и по дороге 0835 доезжаю до гавани Дануна за пять минут до прибытия моего парома. Вот что значит мудрое решение!
