* * *
С трудами и великим напряжением организовав в яме трехэтажную пирамиду, Власов вылез наконец, выполз по осыпающейся куче песка, окружавшей раскопку со всех сторон.
– Как мамонта… Как мамонта поймали! – заскрипел он зубами в бессильной злобе, встал и распрямился.
– Стоять! Не двигаться! – услышал вдруг Власов из-за спины. – Руки!
Подняв руки, Власов осторожно, скосив глазом через плечо, увидел до боли знакомое лицо – сержанта Юрку – водителя РАФика.
– Ты что, совсем, что ль сбрендил, Юрка? – Власов начал было опускать руки…
– Стоять! – водитель, не сдержавшись, с силой и чувством ударил Власова ногой по заду. – На! Я тебе теперь не Юрка! Клещ!! Допрыгался, подонок? Стоять, падла вонючая, стоять! Еще, наверно, по жопе хочешь? Ну, на! Не жаль! Еще? И еще можно! С-с-сука!
* * *
Как же хорошо быть свободным! Асфальт послушной лентой скользит под колеса; далекий лес, стоящий, казалось бы, беспросветной стеной, вдруг, надвигаясь, расступается, давая дорогу.
Как весело бегут навстречу редкие машины, готовые предупредительно мигнуть тебе фарами, если там, впереди, что-то плохо – менты.
Белов вспомнил, что сам-то он едет на милицейском РАФике, канареечного цвета, – приметном, как шпанская муха на свежевыбеленном потолке.
Он отъехал уже километров тридцать пять от Мишутино-2 и, миновав Сергиев Посад, шел уже минут десять как по трассе Москва-Ярославль.
Самая пора этот РАФ бросить.
Справа, в тот же момент, как по волшебству, показалась заасфальтированная площадка для отдыха с одиноко стоящим КАМАЗом – рефрижератором. КАМАЗ стоял, ориентированный носом на север, – то, что надо.
Белов заехал на площадку, остановил свой РАФ.
– Эй, хозяин! – Он постучал легонько в дверь КАМАЗа.
– Что хотелось бы? – раздался сзади мелодичный голос.
Оглянувшись, Белов увидел невысокого человека с черными и умными глазами, направлявшего на него десантный автомат.
– Чего стучишь? Хозяин тут!
– Где? – Белов не понял, оглянулся.
– Тут, тут! Я и есть хозяин.
– На север едешь? – спросил Белов.
– Да-а, – протяжно, с сожалением ответил водитель.
– Возьмешь с собой?
– Ты же сам на колесах!
– Он не годится.
– Плохо едет?
– Очень желтый.
– С тюрьмы бежал? – печально спросил водитель.
– Да. Плохо там, – ответил Белов.
– Кормят говном, денег не платят… – вздохнул водитель, – знаю. – Он помолчал. – Воровал? Убивал?
– Нет. Ошибка. Перепутали меня, – сам не заметив как, Белов стал говорить точно как водитель КАМАЗа – с легким печальным акцентом.
– Бывает. Сам кто будешь?
– Художник.
– О-о… И я художник. Вчера, перед самой Москвой, троих разрисовать пришлось. Не знаю – вылечат ли?
Белов улыбнулся:
– Я тоже только что умыл шесть человек. Но я не банщик.
– Варуж, – протянул руку водитель, опуская автомат.
– Николай.
Они обменялись рукопожатием.
– С тобой подружимся, – сказал Варуж. – Я сразу вижу.
* * *
Подойдя к огромной мусорной яме – десять на десять метров – скрытой в кустах возле площадки для отдыха, Варуж кивнул:
– Сюда машину твою бросим, да? Здесь долго искать будут.
– Как – бросим? – не понял Белов.
– Бросить просто, – печально констатировал Варуж. – Найти трудно. Сейчас нарисуем, художник.
* * *
…Резиновая черная милицейская дубинка, так называемый «рычаг демократизации», найденная в РАФе, уперлась одним концом в сиденье водителя, другим – в педаль газа…
Варуж выскочил из РАФа на ходу.
РАФ, разогнавшись, птицей влетел в помойную яму и, упав с высоты двух метров, старательно забуксовал там, среди консервных банок, пустых бутылок, гнилых бананов…
– Мусор к мусору. – Варуж распрямился, взвесил в руке канистру с бензином, слитым им только что из РАФа.
– Плохо у них с бензином. Литров пятнадцать всего. Как тебя ловить будут? – Варуж сплюнул. – Велосипедом, наверно?
* * *
Группа, вывозившая Белова на следственный эксперимент, возвращалась из леса понурая: на разбушевавшегося Юрку, водителя, пришлось даже надеть наручники.
В конце их путешествия по лесу Юрка взмолился:
– Да как же я в браслетах машину поведу?
Они вышли из леса и сразу узрели одинокого судмедэксперта Ксенофонтыча, сидящего на склоне кювета возле того места, где они оставили РАФ, уходя в лес. РАФа, естественно, не было. Ксенофонтыч задумчиво жевал длинный стебель пыльного придорожного пырея.
– Ты спросил, как поведешь машину? – переспросил шофера Власов с нескрываемой злобой.
* * *
КАМАЗ со спокойным шелестом пожирал трассу со скоростью восемьдесят километров в час.
– Все понял, – рассуждал Варуж, крутя баранку, – одного не понял совсем: как следы твои там, на пустом месте, в лесу, заранее оказались?
– Да очень просто. Я действительно был в этом месте две недели назад, седьмого сентября. Потому и оставил следы, совершенно не зная, что сегодня они пригодятся.
– Но зачем ты был? Зачем ходил туда, в лес?
– Глину копал. Мы все там копаем: и Борька, и я. И Сашка, сосед мой.
– Глину – зачем?
– Керамику делать.
– Что?
– Скульптурки. Посуду. Кувшины, тарелки, вазочки. Малый гончарный промысел.
– А, вот почему и перекопано там все было! Это вы перекопали – глину добывали. Теперь я понял.
– Там глина отличная, но поискать – запотеешь: песок в основном. А в нем – комки глины.
– Ясно теперь: ты их специально туда именно привез! Показать, гляди: копано-перекопано? И следы твой есть. Дурить их ты туда привез, да?
– Именно! – подтвердил Белов. – Повез их – вот именно – чтобы дурить. И задурил.
* * *
На оставшейся далеко позади площадке для отдыха остановился караван сразу из трех трейлеров.
Время было обеденное.
Водители трейлеров уже закончили короткую И скромную трапезу: яйца вкрутую, сало, лук, хлеб, помидоры.
Один из водителей, самый младший, собрал шелуху от яиц, огрызки, бумагу. Скомкал, двинулся к мусорной яме.
– Мыкола, тю! Дывитесь, хлопци! – закричал он вдруг. – В погану яму РАФык кинули менты!
