Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
Ингольштадт
…сентября 178…
Дорогой отец!
Ингольштадт предстал передо мною Новым Светом, о котором я грезил. Но в отличие от диких пространств Америки, это Утопия вольтеровской мечты, подлинное Эльдорадо, искомое всем человечеством. Здесь золото знаний валяется прямо под ногами, а обещание земного счастья зреет вокруг, как яблоки на яблоне.
В первый день занятий я отправился на поиски профессора Вальдмана, рекомендательным письмом к которому ты снабдил меня. К моему глубочайшему разочарованию, мне сообщили, что он в отъезде и не вернется до конца семестра. Его замещает некий профессор Кремпе, лекции которого я и посещаю. Сперва он показался мне личностью неприятной: приземистый, со скрюченной спиной, грубым резким голосом, злобным выражением лица и саркастической манерой говорить. Он читает лекции, лихорадочно расхаживая взад и вперед, останавливаясь не для того, чтобы объяснить непонятные вещи, а чтобы безжалостно высмеять своих студентов, когда они отвечают неверно. И с коллегами ведет себя точно так же: грубо издевается над всяким, с кем не сходится мнением, выставляя его идиотом. Есть в нем что-то от черта — или даже от злобного тролля, — и это убеждало меня, что я ничему не научусь у него. Однако как я ошибался! На первой же лекции этот несносный человечек, как некий библейский пророк, заставляет меня прозреть, и мне открываются сияющие горизонты. Он говорит о науке электричества, провозглашая ее передовой волной естествознания. Когда он задает вопросы, касающиеся электричества, я демонстрирую, насколько опережаю однокурсников. Замечаю, что мои ответы произвели впечатление на профессора Кремпе; замечаю, как часто он останавливает на мне внимательный взгляд,
продолжая свою лекцию. Тем не менее приходится делать над собой усилие, чтобы подойти к нему после окончания лекции; но в конце концов решаюсь — помня твой совет быть смелее с преподавателями и требовать надлежащего внимания к себе.
Профессору Кремпе, конечно, знакома наша фамилия, и он рад видеть меня в университете. Он задал мне несколько вопросов, желая узнать, насколько я сведущ в различных областях науки. Я небрежно упоминаю имена алхимиков, как главных авторов, труды которых изучал. Профессор смотрит на меня с изумлением. «Вы в самом деле тратили время на эту чепуху?» Я смущенно киваю. «Каждая минута, — с жаром продолжает он, — каждое мгновение, проведенное вами над этими книгами, потрачены даром. Вы обременили память опровергнутыми теориями. Боже правый! В какой же пустыне вы жили, если не нашлось никого, кто сообщил бы вам, что этим измышлениям, которые вы так жадно впитывали, уже тысяча лет и они давно заплесневели? Никак не предполагал, что в наш век Просвещения буду беседовать с последователем Альберта Великого. Придется вам, мой юный друг, всему учиться заново».
Закончив свою речь, он отходит в сторонку и составляет список книг по истинному естествознанию, которые настоятельно советует мне изучить, после чего отпускает, упомянув, что на следующей неделе намерен начать читать курс лекций об электричестве во всех его загадочных связях с органической химией. Будут освещены самые последние открытия Вольты, Гальвани, Валли и Моргана, включая его собственное, герра Кремпе, исследование воздействия электричества на мышечную ткань усыпленного животного. Он, не скрываясь, хихикает, видя, как я ошеломлен. «Ну-с, мой юный Парацельс, — ворчит он, — готовы вы в таком случае расстаться с дикостью?»
Должен поблагодарить тебя, отец, за то, что я наконец могу дышать чистым воздухом подлинной науки. Никогда еще я не жил такой интенсивной умственной жизнью, как в этом монастыре интеллекта, где меня день и ночь окружает бодрящая обстановка братства. Здесь я обмениваюсь жестокими критическими ударами с моими товарищами за каждой трапезой и продолжаю научные сражения, пока под утро не погаснет последняя свеча. Быт мой вполне спартанский, но это помогает освободиться от всего несущественного. По нескольку дней хожу, забыв подровнять бороду или отнести белье прачке. Не думаю о разносолах и прочих удовольствиях плоти, а менее всего о развлечениях, кои сопровождают жизнь в веселом домашнем кругу. Я, по сути, живу, как бесплотный разум, единственная цель которого каждый день заставлять мадам Природу приподнимать завесу над еще одной из своих дивных тайн. Я несказанно счастлив!
Твой благодарный сын,
Виктор
Ингольштадт
…ноября 178…
Дорогой отец!
За привилегию учиться у профессора Кремпе я бы ничего не пожалел; но я наконец встретился с профессором Вальдманом, твоим старинным школьным другом. И Кремпе, несмотря на всю свою гениальность, вдруг показался мне Иоанном Крестителем, посланным возвестить об истинном Мессии. Профессор Вальдман возвратился только на этой неделе, и я сразу отправился на его лекцию. Он совершенно не похож на своего коллегу. Если Кремпе резок до крайности, получает огромное удовольствие от острой полемики, то Вальдман — само благородство и благожелательность. Я еще не слышал столь благозвучного и мягкого голоса; лицо его выражает величайшую доброту. Он начинает лекцию с краткого экскурса в историю химии и разнообразных достижений людей науки, особо останавливаясь на открытиях, совершенных наиболее выдающимися из них: ван Гельмонтом, Шиле и Пристли. Но, дойдя до Лавуазье, он поет ему настоящий восторженный гимн.
— Вооруженные его органическим элементарным анализом, — объявляет Вальдман, — мы освещаем самые темные уголки, где может найти себе убежище суеверие; мы избавлены от всяческих невидимых флюидов и нематериальных субстанций. Начинается эпоха рациональной философии.
Затем он дает беглый обзор существующего состояния науки, завершая его похвалой в адрес современной химии, и слова ее врезались мне в память:
«Древние основоположники сей науки, или, скорее, ее нежизнеспособной предшественницы, называемой алхимией, обещали невозможное, но не исполнили ничего. Нынешние ученые обещают очень мало; они знают, что превращение металлов невозможно, а эликсир жизни — химера. Но эти философы, которым руки даны будто для того лишь, чтобы копаться в грязи, а глаза — чтобы корпеть над микроскопом или тиглем, творят подлинные чудеса. Они ведут себя не как робкие поклонники, ждущие у ворот дамы сердца, нет, они отбрасывают фальшивые церемонии и смело врываются туда, куда никому нет доступа, — в покои Природы, чтобы узнать ее сокровенные тайны. Они открыли, как циркулирует кровь, и состав воздуха, которым мы дышим. Они обрели новую и почти безграничную власть. Они могут повелевать громами и молниями небесными, воспроизводить землетрясение и даже бросать вызов невидимому миру. Приглашаю вас, молодые люди, принять участие в сем великом поиске».
Я сразу понял, что этот человек должен стать моим наставником, и поспешил нанести ему визит. В домашней обстановке он еще добрей и обаятельней, чем на публике, поскольку, читая лекции, он держится несколько официально, дома же он необычайно радушен и приветлив. Я поведал о своих давних увлечениях алхимией, как прежде профессору Кремпе. Когда я упомянул Парацельса и Василия Валентина, он снисходительно улыбнулся, но без намека на презрение, которое выказал Кремпе. Больше того, он проявил благородство.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
