На дорожке показался черный лимузин. Романо прошел через террасу и стал спускаться по ступенькам, пока автомобиль разворачивался у главного пролета. Водитель услужливо приоткрыл заднюю дверцу, и Романо увидел мать. На Регине было черное шифоновое платье и темные очки. Крашеные черные волосы она собрала в пучок. Священник вежливо поцеловал ее в обе щеки, заметив сквозь дымчатые стекла очков разрушительные последствия слез: глаза у Регины опухли, а густой слой макияжа кое-где размазался. Он не помнил, чтобы мать так убивалась даже на отцовых похоронах.
Регина стиснула сына за руку:
— Какое облегчение для меня, что ты в порядке. Я не знаю, что бы я делала, если бы потеряла сразу и Тэда, и своего единственного сына.
Романо обнял ее — впервые за долгое время.
— Мама, мне ничто не угрожает, опасность уже позади. Но Тэд, увы, умер, и нам остается только скорбеть.
Регина вынула из сумочки носовой платок, приподняла очки и промокнула глаза. Обилие пятен на платке подсказывало, что по пути из Нью-Йорка в Вернерсвиль мать не раз им пользовалась. Романо взял ее под локоть и повел вверх по ступенькам.
— Мама, давайте пойдем ко мне в комнату — вы там сможете умыться. Панихида еще не скоро.
На лице матери промелькнула улыбка — тоже впервые после случая с Мартой.
— Вижу теперь, что ты не забыл привычки своей матери. Мне было бы очень неловко явиться на отпевание в таком ужасном виде.
Из ванной Регина вышла совершенно другим человеком: морщинок на ее лице заметно поубавилось, а бледность сменилась сияющим румянцем. Тонированные очки она сняла и навела на глаза макияж.
— Мама, ты просто светишься! Тэд был бы доволен…
Регина на мгновение смутилась, но тут же спохватилась, и ее взгляд снова принял отстраненное выражение:
— Вот так, это первый твой мне комплимент с тех пор, как… э-э, за много лет.
— Об этом нам стоит поговорить. — Романо глубоко вздохнул. — Тэд оставил для меня посмертное письмо, в котором умолял как можно скорее помириться с тобой. Вероятно, его кончина и побудила меня наконец попытаться… — Глаза его наполнились слезами: — Все эти годы я ненавидел себя за то, что малодушно злился на тебя из-за Марты.
Руки у Регины задрожали.
— Ты даже не знаешь, сколько раз я порывалась рассказать тебе правду, но боялась.
— Боялась? Кого?
Регина присела на краешек постели и понурилась.
— Я тогда сказала тебе, что не знаю, куда делись Марта и ее родители, и это была чистая правда. Но я не рассказала тебе о том, что этому предшествовало.
Романо, сидевший за столом, подался вперед, не сводя с нее глаз.
— Толком я так и не знала, во что были вовлечены твой отец и Тэд, но догадывалась, что только банковским бизнесом дело не ограничивается. Муж как-то обмолвился: если с ним что-то случится, то Тэд поможет мне вывести тебя в люди. Мне думается, что твой отец занимался чем-то противозаконным. — Все это время она неотрывно глядела в пол, но тут подняла глаза на сына: — Знаешь, я так и не поняла, какова была в этом роль Тэда.
Романо подсел к матери и обнял ее за плечи:
— Ничем противозаконным они не занимались. Они были частью организации, избравшей себе в качестве высшего духовного призвания сохранение тайн Господних. И отец, и Тэд были хорошими людьми, и устремления у них были самыми добрыми, но по ряду причин их воззрения сложились на основе вековых преданий и мистических учений, а не реальной действительности.
По лицу Регины было видно, что она неподдельно страдает.
— Как я обрадовалась, когда узнала, что ты встречаешься с Мартой: она была такой доброй и славной девушкой. Я сказала об этом Тэду — в какую же ярость он пришел! Я никогда еще его таким не видела и не могла понять, то ли он так сильно злится, то ли боится чего-то. Он объявил мне, что Марта — особенная, что у нее есть в жизни исключительное призвание, поэтому вы с ней никак не можете быть вместе. Тэд сказал, что Марта обещана кому-то другому, и я не совсем поняла, что он имел в виду. Потом он попросил меня во что бы то ни стало запретить тебе встречаться с ней, и, когда я рассказала ему, как ты на это отреагировал, он заверил меня, что сам справится с ситуацией. А через неделю Марта вместе с семьей исчезли без всякого предупреждения.
Романо в изумлении взирал на мать, чувствуя себя так, словно из него выкачали весь воздух. В голове вдруг промелькнула его собственная недавняя сентенция: «Многое из того, что мы принимаем за действительность, основано на нашем ее восприятии и является лишь неточной интерпретацией истины».
Он привлек Регину к себе:
— Прости меня.
Другие слова ему на ум не шли.
102
После панихиды и похорон, прошедших на небольшом кладбище иезуитского центра, Романо проводил мать до машины. Обняв ее на прощание, он объявил:
— Я остаюсь здесь еще на месяц — буду вместе с группой паломников выполнять упражнения для внутреннего развития и немного отдохну. После всего, что случилось, мне предстоят серьезные духовные искания. — Он улыбнулся, глядя на нее: — Когда вернусь в Нью-Йорк, давай поужинаем вместе. Мне хочется, чтобы мы снова стали одной семьей.
Регина потрепала его по плечу:
— Думаю, мы оба это заслужили.
Священник помахал вслед удаляющемуся лимузину и уже повернулся, чтобы идти обратно к центру, как вдруг заметил белокурую женщину, направлявшуюся прямо к нему от парковочной площадки. Она еще не успела приблизиться, но Романо уже понял, что это Бритт, и рванулся ей навстречу.
— Я не ждал вас… Думал, вы глаз не смыкаете — день и ночь строчите новую версию книги.
— Идея нанять Карлоту и Чарли себя оправдала. — Хэймар показала ему коробку с рукописью, которую держала в руках. — Команда просто убойная. Вместе нам удалось придать материалу несколько иной характер. Здесь пока черновой вариант, в форме конспекта. Они высказали мнение, что сначала надо заручиться вашим экспертным заключением — только тогда я смогу продвигаться дальше.
Романо принял от нее коробку со словами:
— Вы выбрали на редкость удачное время: я буду делать перерывы в созерцании духовных заповедей святого Игнатия.
Взглянув на крышку, он испытал необычное волнение. Бритт сама приподняла ее, заявив:
— Вам вовсе не будет стыдно перед вашими собратьями-иезуитами.
На титульном листе крупными буквами было напечатано: «Нечестивый Грааль».
— Куда же делся «Подложный Иисус»?
Бритт с гордостью кивнула на свое детище:
— Над этим еще много предстоит работать, но, надеюсь, вы заметите, что здесь я придаю вес самым разным воззрениям — в особенности рассказываю, какой опасной может быть легенда, основанная на ложном представлении. Она ведет к стремлению любой ценой сохранить то, что на поверку оказывается «нечестивым Граалем».
