жарко… Я бы сняла свитер, но под ним ничего нет. Кроме трусиков, — облизав губы, добавляю и смотрю на мужа.
Раждэн, которого я знала, после такого намёка содрал бы этот свитер с меня к чёртовой бабушке. Но нет…
— Можем вернуться в кухню, если хочешь, — предлагает ровным тоном.
— А ты? — шагнув к зверю, пересчитываю пальцем пуговицы на рубашке. — Чего ты хочешь? — заглядываю ему в глаза.
— Водички бы… — хрипит. — В горле пересохло.
Непробиваемый! А я чувствую себя дурой. Опыта в обольщении мужчин у меня ноль. Нет, это бесполезно.
— Пойдём поищем родник… — бормочу растерянно. — Да, здесь наверняка есть родник. — Тихо рыкнув, отправляюсь вперёд по тропинке.
* * *
На хрена она сказала, что у неё под свитером ничего нет?! Кроме трусиков, да… Я теперь ни о чём, кроме этих трусиков, думать не могу! Уже час ходим по лесу кругами, а у меня других мыслей не было. Родник, кстати, мы не нашли.
Стоп. Даря мне на секс намекает? Не-е-е… Нет, конечно. Она не похожа на развратную девицу, готовую дать малознакомому мужику. Да и я не смогу. Или смогу?
Я едва держусь, чтобы не сдать себя с потрохами. Моя игра достойна лучших театров! До сегодняшнего дня я не знал, что у меня есть актёрские способности. Но опасные мысли настойчиво пульсируют в голове, отзываясь ломотой в члене. Долго я не выдержу.
Порыв тёплого ветра приносит мне яркий вкусный аромат девичьего тела, и в паху всё сжимается от боли. Стояком уже гвозди забивать можно. На чём держусь — непонятно. Валить надо! Сначала отсюда, а потом из квартиры Дари, иначе всё закончится тем, чего я себе никогда не смогу простить.
— Нам ещё не пора? — поглядываю на портал вдалеке.
Вместо ответа Даря смотрит на меня и молчит. Насупилась. Что такое? Не нагулялась?
— Раж, ты идиот? — выдыхает, а голосок дрожит. — Ты не понимаешь?
— Чего? — на всякий случай делаю шаг назад.
— Того! — Дарина психует.
Она стягивает с себя свитер, комкает его и бросает в меня. Ловлю. И свитер, и моментальный приход от картинки, которую вижу. Вот они… трусики. И девочка-лапочка с шикарной голой грудью. Сосочки розовые острые так и манят облизать их. Да-а, я бы попробовал…
Засада, мать её!
— Девчуль, ты бы оделась, — протягиваю ей свитер. — Я не железный.
— Ты деревянный! — кричит на весь лес Даря, а из её глаз катятся слёзы. — Дуб ты!
От такого поворота я, мягко скажем, охреневаю. Дарина права — я дуб. Но и она не врубается, на что собирается подписаться сама и подписать меня.
Я не железный и не деревянный. Я, сука, живой! Живой голодный мужик, который хочет эту девочку так, как никого никогда не хотел.
— Нельзя мне, понимаешь? — шагнув к Даре, рычу ей в губы. — Нельзя. И тебе со мной не надо…
— Я люблю тебя… — закрыв глаза, шепчет и дрожит.
Взрыв у меня в груди почти ядерный.
Я люблю тебя…
После этих слов во мне что-то изменилось. Всё изменилось. А моя волчья ипостась радостно виляет хвостом, словно эти слова сказала не случайно спасённая мной девчонка, а моя истинная пара.
Я хотел услышать эти слова от Жанны. Она говорила о любви ко мне много раз, но не так. Дежурное «люблю» или «люблю», когда ей надо загладить вину, получить от меня деньги, подарки — всё фальшь. Я верил, а теперь не верю. Мои чувства к истинной угасли совсем. Как такое возможно? Я не знаю.
Да плевать.
Выдираю из рук девочки свитер, выбрасываю его в сторону и цепляю пальцами острый подбородок. Заглядываю ей в глаза и захлёбываюсь нежностью, страстью, желанием сделать её своей. Моя метка на тонкой шёлковой коже смотрелась бы идеально.
Моя девочка. Моя лапочка.
Набрасываюсь на неё с жарким поцелуем — ураганом, вихрем, бешеным чёртом, самим дьяволом. Я сейчас не могу ни думать, ни контролировать себя. Я уже ничего не могу. Только жёстко трахать сладкий ротик языком, прижимая к себе почти голую стонущую от моих ни хрена не ласковых порывов девочку и рычать.
Я — волк. И я страшно голоден.
Над головой серо-розовое небо, а под ногами фантастический тёплый снег. Вокруг нереальность, и в этой нереальности мы — зверь и человечка — одно целое. Крепко прижимая к себе девочку, падаю в мягкий тёплый сугроб и ловко перевернувшись, нависаю над ней. На эту красоту с блеском в глазах я готов смотреть вечно. Она такая нежная, такая желанная. Моя.
Даря подо мной как струнка — напряжённая, звенящая. Её стоны — музыка. И я знаю, что для девочки всё это — не случайный трах с почти незнакомым мужиком. Она любит меня. Любит, чёрт возьми! Оказывается, меня можно любить просто так.
От моих ласк божественный девичий аромат раскрывается как цветочный бутон. Теперь он ещё теплее, вкуснее, слаще. Вгрызаюсь в изящную шею рядом с пульсирующей жилкой и снова рычу, а девочка, всхлипнув от боли, почти загоняет мне коготки в спину.
Я пьян от вкуса Дариной крови: башка кругом — лес вертится как юла. Моё клеймо на шее лапочки… Обычная рана. Она заживёт, оставив шрам — напоминание о том, что я был. Прохожусь языком по ранке, останавливаю кровь, и слёзы текут. Мне больно. Грудь раздирает от проклятой боли!
Мы могли бы стать одним целым. Я бы хотел этого. Но «бы» мешает. Я давно и безнадёжно принадлежу другой. Той, которой нет до меня дела. Той, которую я не люблю.
Дарина собирает губами слёзы с моих щёк, целует и шепчет что-то — я не могу разобрать слов. Девочка вряд ли понимает, что со мной происходит, но искренне пытается успокоить. Плачу как истеричка какая-то. Да, я не смогу быть с Дариной, но хочу отпечататься в её памяти горячим мужиком, а не рыдающим на ней зверем.
Цепочкой жадных поцелуев спускаюсь от губ к груди, а она вздрагивает от каждого моего прикосновения, дышит часто и постанывает от нетерпения. Девочка хочет меня. Ух как хочет! Горячая такая, отзывчивая к моим ласкам. Это заводит и пьянит даже больше вкуса её крови.
— Раж… я не могу больше… — захлёбываясь рваным дыханием, хнычет лапочка.
Отрываюсь от острых розовых сосочков и заглядываю в мутные от страсти глаза Дари. В них космос. Туманность Андромеды, чтоб её! Я даже потерялся на пару мгновений в этой невесомости.
Я тоже больше не могу. Хочу её.
Матерясь, трясущимися от переполняющих душу эмоций руками рывками сдираю с Дари трусики, кое-как справляюсь с пуговицей и
