забота любящего отца, а как требование, предъявленное человеку, который, по его мнению, обязан знать ответ. Альбус, не скрывая своего презрения, выкрикнул в ответ:
— Не поздновато ли вспомнил о ее существовании, отец?
Его сарказм был острым, как лезвие, режущим и безжалостным. Фабиан, ошеломленный и растерянный, еще раз обвел нас взглядом, но не найдя среди нас Лизу он продолжал смотреть с недоумением в глазах. Он искал ту, ради которой когда-то был готов отдать весь мир, и ту, которую ради себя самого однажды бросил. Его плечи опустились в безнадежном жесте, выражая полное непонимание ситуации. Он выглядел потерянным, словно ребенок, заблудившийся в огромном и враждебном лесу.
Михаэль, наблюдавший за этой сценой, неожиданно указал на злобное существо, сидящее у его ног.
— Хочешь забрать свою «собачку»? — спросил он и разразился опять громким смехом. Его голос звучал с издевкой, а на лице расплылась жестокая усмешка. Он наслаждался чужой болью, издеваясь над отчаянным отцом.
Фабиан, поняв, кто сидит у ног Михаэля, вскрикнул, и его голос сорвался:
— Нет! Нет! Ты обещал, что не убьешь ее, если Агата принесет тебе артефакт и отпустишь ее!
Он рухнул на колени перед Михаэлем, его лицо было мокрым от слез, а голос дрожал от безысходности. Его мольба была пропитана отчаянием и уязвимостью, без намека на гордость, лишь искренняя и всепоглощающая любовь к дочери.
Михаэль, с видом человека, который только что проглотил муху, заявил с напускной уверенностью:
— Я обещал и не убивал ее, пусть высшие силы подтвердят мои слова.
В этот момент начался мелкий дождь. Михаэль, еле сдерживая свой гнев, пробурчал обиженно:
— Можно было и иначе, зачем все время портить мне прическу?
Он злобно взглянул вверх, словно возлагая вину на небеса, и рукой пригладил свои промокшие кудри. Когда дождь утих, его слова прозвучали как неумолимый приговор:
— А теперь и ты мой раб Фабиан, так свидетельствует вселенная. Да?
Внезапно Михаэль достал из-за спины элегантный черный зонтик и укрылся им в ожидании. В этот момент небо озарилось яркой вспышкой молнии, за которой последовал град. Они обрушились на зонт Михаэля, который моментально превратился в дымящиеся обломки. Ветер, бушевавший секунду назад, мгновенно стих. Погода успокоилась так же внезапно, как и началась.
— Почему? — вырвалось у меня, и я не могла сдержать свой вопрос. Хотя до этого момента мне было все равно на Фабиана, но годы, проведенные рядом с ним, оставили свой след в моем сердце. Я начала осознавать, что его судьба мне не безразлична несмотря ни на что.
— Потому что дурак, — ответила его мать, медленно подходя к нам. Ее лицо выражало серьезность, а в глазах читалось недовольство. — Он взял на себя договор дочери, аннулировав его, чтобы она могла не выполнять условия.
— Цена была неравнозначной? Зная тебя, ты не просто перекидываешь обязательства контракта на другого, ты существенно дополняешь их, — недоверчиво спросил Адриан, явно не веря в то, что слышит.
— Своей свободой, — с высокомерием ответил Михаэль, который, казалось, наслаждался этой ситуацией. — И когда у меня будет жемчужина, его расплата придет. Ты знаешь, сынок, я просто так договора не перекидываю, у каждого своя цена. Фабиан пошел по завышенному тарифу: взял на себя обязательства своей дочери и добавил пунктик — мой раб.
Я почувствовала, как холодок пробежал по моему телу. Он говорил о Лизе как о товаре, о чем-то, что можно было просто обменять или продать. Михаэль, словно не замечая нашей реакции, продолжал:
— Я, правда, «забыл» упомянуть ему о том, что наш с Лизонькой кровавый договор содержит лазейку, созданную ею, и он стал бессрочным. Ну память у меня дырявая, старый я. Но, если человек жаждет взять на себя чужие обязательства, я только за, но на моих условиях.
Фабиан, стоявший рядом, выглядел совершенно подавленным. Его горькие слезы, катившиеся по щекам, были свидетельством того, как глубоко он осознал, что Михаэль ловко манипулировал им. Этот человек, словно искусный кукловод, использовал слабости и страхи окружающих ради достижения своих целей, и это было поистине пугающе.
Фабиан, жертвуя своей свободой ради спасения дочери, не понимал, к каким последствиям это приведет. Он вернул Лизу, но она оказалась лишь частью хитроумного плана — живой, но одновременно и мертвой. Это было ужасно: он не знал, что Жемчужина Времени требует жизни от того, кто решает ее забрать. Лиза, искренне полагала, что сделка была освобождением, пожертвовала собой ради нашего спасения и моей силы, не подозревая, что на самом деле уже была свободна от своих обязательств.
Михаэль, казалось, знал все заранее. Он понимал, что только Лиза сможет открыть нужную дверь в святилище, соответствуя критериям искателя. Каждый артефакт имеет свою цену, и ради обладания им необходима жертва. Однако Михаэль не был готов жертвовать собой. Ему было важно заключить с нами еще один выгодный контракт, и он разыграл спектакль, на который мы все попались.
Мы горько ошиблись, ведь могли бы не выполнять его условий, зная о цене, которую нам придётся заплатить. Я вспомнила, как Михаэль нервничал перед подписанием сделки; вероятно, он опасался разоблачения. Если бы тогда Фабиан не струсил и заявил в зале, что выкупил и перенёс договор на себя, мы могли бы избежать этой ловушки. Но страх и неуверенность в итоге сыграли с нами злую шутку. Мы оказались в «рыболовных снастях», которые Михаэль создал, как паук, плетущий свою сеть вокруг ничего не подозревающих жертв.
Теперь мне стало ясно, что игра, в которую нас втянули, была значительно сложнее, чем мы могли себе представить. Михаэль не только использовал наши слабости, но и манипулировал нашими эмоциями, заставляя нас верить, что у нас нет другого выбора. Я вспомнила, как радовалась возвращению Лизы, не подозревая, что это всего лишь часть его коварного плана. Каждый из нас оказался пешкой в его игре, и теперь, когда карты были раскрыты, мы должны были понять, как вырваться из этой ситуации.
— Забери свой артефакт! — крикнула я, бросая в него коробку. Внутри меня бушевала ярость, требующая возмездия. В этот миг артефакт стал символом нашей утраты и предательства. Я не могла позволить Михаэлю продолжать свою игру, манипулируя нашими жизнями и обращаясь с нами как с марионетками в своём сложном спектакле. Пришло время действовать. Моя борьба только начиналась, и я была готова защищать тех, кто мне дорог.
Михаэль едва успел раскрыть рот и протянуть руки, но реликвия проскользнула мимо него, ударившись о землю и разлетевшись на мелкие осколки. Он стоял в шоке, не веря, что его тщательно выстроенный план рухнул
