меня. Ради нас. Я хочу, чтобы все получилось, потому что, видит бог, без тебя я жалок.
– Но ты уже давненько не оставался без меня.
– Вот именно, – повторяет Хантер уже нежнее, – потому что хочу быть там, где ты.
У меня ком встает в горле, потому что его слова порождают любовь, окутывают мою душу и пускают там корни.
– Хантер.
– Не плачь, – вытирает он скатившуюся слезу. – Больше никаких слез.
– Только завтра.
Улыбка возвращается на его лицо.
– Только завтра.
Не уверена, как долго остаюсь в объятиях Хантера, свыкаясь с мыслью о том, что буду просыпаться с ним каждое утро и целовать его каждый вечер перед сном.
Хотя этот факт не так уж сложно принять. Совсем нет.
Кто-то стучится в дверь, и мы, будто пойманные с поличным дети, отскакиваем друг от друга.
– Декк? – заглядывает в конференц-зал мой отец.
– Да? – распахиваю я дверь настежь.
– Могу я уже получить своего клиента? Из-за тебя у меня все расписание сбилось.
– В каком смысле «клиента»? – Я смотрю сначала на отца, потом на Хантера, который широко улыбается и смеется, а затем снова перевожу взгляд на отца.
– Тем, с чем ты не справишься, займется кто-то другой, – отвечает тот.
– Хантер? – уточняю я, сбитая с толку, но полная надежды.
– Он хочет сказать, что я – его клиент. Ты сказала, что с тобой у меня может быть либо одно, либо другое. И тебе должно быть ясно как день, что именно я выберу.
– Меня? – с недоверием спрашиваю я, чувствуя себя так, словно вернулась в прошлое.
– Ты что, не слышала, что я только что сказал? – смеется он. – Конечно, я выбираю тебя. – Он целомудренно целует меня в губы. – А потом уже его.
Пристально смотря на меня, он сжимает мою руку, и мне все равно, что на нас смотрит мой отец… Мне было бы все равно, даже если бы целый мир смотрел, потому что все, кроме Хантера, становится лишь фоновым шумом.
– Я жду в своем кабинете, – сообщает отец и снова оставляет нас наедине.
– Хорошо, – отвечает Хантер, при этом не отводя от меня глаз.
– Ты уверен, что хочешь этого?
– Чего именно? – уточняет Хантер.
– Этого. Меня. Нас. КСМ, – произношу я с нервным смешком. – Потому что другого шанса дать заднюю у тебя не будет. Ты же знаешь, мы, Кинкейды, никогда не уходим от переговоров.
– Тогда мне повезло, потому что однажды я уже позволил тебе уйти и уж точно не стану допускать эту ошибку снова.
Хантер наклоняется и дарит мне поцелуй, в котором полно как эмоций, так и жара. Но, когда он отстраняется, в его взгляде полно чувств.
– Что? – нежно спрашиваю я.
– Просто пытаюсь понять, как так получилось, что ты здесь. Что я здесь. Чем обернулась жизнь.
– Мастерство. Жесткость. Утонченность, Мэддокс.
Хантер смеется, запрокинув голову.
И это лучший звук на свете.
Эпилог 1. Хантер
6 месяцев спустя
Я рассеянно тереблю края письма. Оно легкое, но мне кажется невероятно тяжелым.
Неспособный заставить себя взглянуть на написанные на странице слова, я сижу на старом причале и смотрю на сверкающую гладь озера.
– Когда-нибудь у нас здесь будет домик, – говорю я Джону. Он оборачивается, чтобы посмотреть на меня, а после швыряет камушек по поверхности воды. Мы подсчитываем, что прежде чем утонуть, тот подпрыгнул ровно пять раз.
– Может быть. – Он откидывается назад, опираясь на локти, и подставляет лицо солнцу. – Возможно, у нас здесь будет домик, в который мы будем приезжать с семьями. А возможно, и нет. Но именно здесь я хотел бы умереть.
– Чувак. Просто ужас, – смеюсь я. – Почему ты всегда такой мрачный? Нам же всего шестнадцать. Давай пока не думать об этом. – Я беру бутылку пива, которую мы прихватили из холодильника в коттедже, и делаю глоток.
Мне все еще кажется, что на вкус оно как моча, но я все же пытаюсь привыкнуть.
И самое главное – не попасться.
Если нас поймают, нам конец.
– Такова жизнь, младший братец. Мы живем. Мы умираем. А Земля продолжает крутиться.
– Лучше бы тебе выпить пиво до того, как родители вернутся из магазина, иначе папа заставит тебя познать теорию на практике.
Он смеется и делает глоток. Я с облегчением замечаю, что он морщится и, похоже, тоже не в восторге от напитка. Но парни предпочитают пиво, так что нам нужно понять, как его полюбить.
– Только подумай об этом. Разве существует лучшее место для смерти? Здесь мы окружены всем, что любим.
– Думаю, да.
– Прямо здесь, на этом причале. Вот где я хочу сыграть в ящик.
Мое зрение затуманивается от воспоминаний.
Еще никогда у меня так не болело в груди.
В моей жизни теперь недостает кусочка, и я вынужден научиться ориентироваться без него.
Господи, как же я скучаю по тебе, Джон.
Мои мысли заполнены миллионами воспоминаний, связанных с этим местом. Воспоминаний об этой беседе. Беседе, о которой я и не помнил, пока Джон не умер, а его адвокат не сообщил, что он хотел бы, чтобы часть его праха рассеяли здесь.
Также он поручил адвокату отдать мне письмо, которое я теперь сжимаю в руках. Он продиктовал его более двух лет назад.
Не знаю, чего именно боюсь. Того, что это последнее, что осталось мне от Джона? Что если прочту его, то придется признать, что его больше нет? Потому что маленькая часть меня чувствует себя виноватой, ведь она радуется, что ему больше не придется страдать? Или потому что это письмо покажет, насколько сильно я по нему скучаю?
Я смахиваю слезы и делаю глоток пива. Это то же дешевое пойло, которое мы пили тем летом. И я смеюсь, потому что по вкусу оно все еще напоминает мочу. Сделав глубокий вздох, я смотрю на письмо.
Хантер,
Я так много хотел сказать тебе, но знал, что ты не станешь слушать. Ты упрямый маленький засранец (да, неважно, сколько нам лет, для меня ты всегда будешь маленьким), вероятно, вышел бы из комнаты, начни я говорить об этом.
Если ты получил это письмо, значит меня больше нет. Чертовски отстойно для нас обоих. Наша жизнь должна была сложиться иначе. Мы должны были стать старыми ворчунами, сыгравшими в ящик на том старом причале у озера. Мы должны были выиграть Кубок Стэнли и завести детей. Детей, которых научили бы играть в хоккей. Если бы им этого хотелось. Мы должны были спорить о том, чьи внуки милее, прежде чем заправить их
