он, господин, — ответил кавалерист и ускакал.
Корпорал со своими людьми, телегой и двумя лошадьми уже прошёл по деревне вниз, к Дорфусу. И люди Волкова тоже уже оставляли пылающую усадьбу сынка свинаря Ёшки. Солдаты подожгли все строения, что были на дворе, включая маслобойню у ручья. Сам дерзкий сынок висел на воротах, немного мешая телегам выезжать, а женщины из семьи свинаря продолжали выть, пытаясь рваным тряпьём прикрыть свою наготу. А кровавый прислужник колдунов всего этого не видел. Ему скрутили руки, и он валялся в телеге, лицом в солому.
«Нет, не подох, слава Богу», — думал генерал, глядя как время от времени у упыря подрагивают плечи под тёплой телогрейкой.
Волков выехал со двора почти последний, за ним был только Кляйбер. А едва проехали мимо повешенного, так увидали, как по улице вниз идёт целая дюжина всяких по виду местных людей, тут же среди них солдаты, а уже после них едет и капитан Нейман, а после по дороге тянутся несколько телег. И генерал был удовлетворён увиденным. Старый солдатский способ опять работал. Людишки из городов и деревень, к которым приближается войско, всегда бегут. Бегут. И солдатам, ворвавшись в город, не нужно выяснять, куда местные спрятали деньги — под забором зарыли или в огороде. Нет, всё ценное уже при беглецах. Только и остаётся вытрясти из людишек серебро или золото. Поэтому опытный военачальник и высылает отряды на пути побега, чтобы таких беглецов собирать. Но в этом случае Волков посылал Неймана с отрядом не для сбора ценностей. Какие-то значительные ценности собрать в горной деревне барон не надеялся. Капитан Нейман ловил для него всё больше самих людишек. А кто в первую очередь должен был бежать из деревни, когда в неё войдут люди генерала? Конечно же, те, кто служил в замке колдунов. И для того, чтоб их опознать, генерал и отправил с капитаном пленного, Франца Гифлеора.
Именно тот и опознавал всех слуг кровавых господ. И теперь Нейман держал пленного подле своего коня, намотав его цепь себе на левый кулак. Железный ошейник натёр шею Францу Гифлеору уже до крови, но капитана это заботило мало. Он был доволен и улыбался.
И вот теперь, едва покинув пылающее поместье, Волков и увидал то, что его порадовало. Одной из первых среди пойманных Нейманом шла очень высокая женщина. Она шла, опустив голову, и лица он её не видел, лишь чепец на голове. Но генерал сразу вспомнил рассказы принцессы.
«Неужто порадую маркграфиню?».
Они с Кляйбером остановились и дождались, пока к ним подъедет Нейман и доложит ему:
— Хороший улов, господин генерал. У всех, кто убегал, деньжата были. Украшения всякие, посуда серебряная даже. И даже золото тоже. Корпорал всё собрал на одну телегу.
— Прекрасно, — ответил Волков. В другой раз его бы это интересовало более всего, но теперь… — А вот эта баба, — он указал на высокую женщину, — не Жужей ли её зовут?
— Слышишь? — спросил Нейман, чуть поддёрнув цепь пленного. — Как звать эту бабу?
— Нет, господин, — спохватился тот. — Это сестра Жужи, Гошпа. Сама Жужа, — он обернулся назад. — Там с мужем. Вон они.
Ах, как это было славно. Он и не думал, что ему улыбнётся удача. Нет, на серебро Тельвисов он рассчитывал. А теперь он мог вернуться к маркграфине не только с кровавым стариком для Инквизиции, но ещё и с двумя её злобными тюремщицами.
— А ну-ка вторую сюда! — говорит генерал.
И вскоре солдат уже тащит под локоть вторую высокую женщину. Обе смотрят на него… нет, не со страхом, и без злости. Скорее отрешённо. Мол, ну что ж… попались — так попались.
— Связать их. Глаз не спускать, — распоряжается Волков. И тут ему на глаза попадается румяная и приятная женщина, она в хорошем платье и чистом переднике, в накрахмаленном чепце. Он указывает на неё плетью:
— А эта что же? Тоже из дворни колдунов?
И та, услышав, что говорят о ней, вдруг сама выходит вперед и говорит голосом красивым:
— Добрый господин, я всего лишь ночная горничная, что была при госпожах, я стелила постели и мыла ночные вазы. И больше ничего. А муж мой был дровником, подручным истопника, он весь день носил дрова для печей и каминов да золу выносил. Мы ничего дурного не делали, может, вы нас отпустите?
Конечно, барон так сразу не отпустил бы этих супругов. А тут ещё и Франц Гифлеор замычал как-то странно. И генерал, и капитан глядят на него, а тот, поправляя на шее железный ошейник, и говорит им:
— Не верьте ей, она перед резнёй несчастных баб в предбаннике раздевала. Мужик её на ту работу приводил. Он тоже ещё тот кровопийца.
— Да что вы такое говорите! — воскликнула женщина. — Не было такого. Не такие мы!
— Как же, не такие! — тут пленный даже засмеялся. — Я сам видел, как ты у одной из баб серёжки из ушей рвала, серёжки грошовые были, маленькие, но ты всё одно их вырвала с кровью. А ещё видел, как твой муж баб бил, которые сами раздеваться не хотели.
Женщина вдруг налилась краской и кричит ему:
— Зачем же вы врёте, господин⁈
— Зачем же вы врёте, господин! — передразнил её пленный. — Ты, что же, дура, позабыла, как те сережки промыла в кадке с водой, о передник свой грязный от крови вытерла и мне, я как раз на карауле у дверей стоял, тут же их купить предложила. За полталера. Хотя они и стоили-то тридцать крейцеров, не больше.
О, надо было видеть лицо той милой бабёнки: его перекосило от ненависти, дай ей сейчас волю, так она бы из этого Франца Гифлеора куски рвала не хуже, чем из ушей женские серёжки.
«Права, права принцесса! Нет среди них праведных».
— Уберите её отсюда, — распоряжается генерал и обращается к Нейману. — Капитан, найдете верёвок.
— Вязать их будем? — уточняет Нейман.
— Нет, — холодно отвечает генерал. — Будем их вешать. Как спустимся к большой дороге, так и начнёте вешать их потихоньку. Всех, кто был при колдунах, — он кивает на пленного, который внимательно слушает их разговор. — Кроме этого, всех развесим на дороге. Другим в науку. Только этих двух, — теперь Волков указывает на двух высоких женщин, которых связывают солдаты, — оставим для Её
